читать дальшеНебо серое из-за туч, небо плачет холодными слезами, чище которых нет. Небу грустно, и мне хочется, чтобы небо грустило из-за меня. Я хочу раствориться в его несуществующей грусти, обратиться одной из ледяных слезинок и упасть на мокрый уже асфальт, умереть, исчезнуть, остаться темным недолговечным пятном на дороге, чтобы затем испариться под палящими лучами дневного светила. Я хочу переродиться в совершенно другом времени и месте, я хочу стать другим человеком, я хочу начать жить заново, с листа абсолютно, невозможно, невероятно чистого. С листа, которого просто нет, и никогда не существовало.
Я просыпаюсь в незнакомом месте и незнакомом времени, на циферблате электронных часов высвечивается «16:00», и я вполне готов ему поверить. За окном еще светло, но прохожих на улице немного, как бывает в небольшом городе в будничный день да в рабочее время. Солнце припекает, торопится обратить в пар небольшие озера луж. Значит, вчера шел дождь. А, может, это было сегодня утром?
Виски ноют от боли, отвратительно-нудной, обещающей быть долгой, голова кружится слегка, когда я сажусь на постели и оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, осознать, где я нахожусь, почему я здесь… кто я?
Последний вопрос неожиданный и пугающий, наверное, но я не чувствую страха. Эмоции взяли выходной и отсыпаются теперь где-нибудь далеко-далеко, и я чувствую себя абсолютно равнодушным к происходящему. Странная отстраненность. Словно смотришь на происходящее со стороны, словно и не ты вовсе поднимаешься с кровати, держась за голову, и идешь медленно, пошатываясь, к высокому зеркалу на стене, чтобы увидеть…
Совершенно незнакомое зрелище. Заспанное лицо, ничего не выражающий взгляд удивительно темных зеленых глаз, вымученная улыбка, темно-русые волосы стоят торчком. Пальцы привычно запутываются в темных прядях, ерошат, ерошат, отпускают, касаются кончиками круглой щеки, обводят странную, будто чужую улыбку. Нажимаю указательным пальцем на кончик курносого носа.
-Пип!
Смех неестественный, откровенно наигранный. Да, я явно не был актером в прошлой жизни. В той, совершенно иной, эпохе до своего пробуждения, до шестнадцати ноль-ноль по московскому времени. По московскому?
Казалось бы – откуда мне знать, в каком городе я нахожусь, но подсознание упрямо повторяет название столицы нашей необъятной родины, и я не могу не подчиниться ему. Действую интуитивно, стараясь не задумываться о всей странности происходящего, и это, как ни странно, помогает.
Под кроватью обнаруживается пара черных носков и мятые, рваные местами, мешковатые джинсы. Футболка черная, с принтом кислотно-зеленого цвета лежит, аккуратно сложенная, на шатающемся табурете. А больше у меня ничего и не было, кажется. Кроме вон тех заляпанных грязью кроссовок у порога.
Надо бы их помыть.
Подсознание знает, что делать и как быть, и я безмерно рад этому факту, возможности не думать о происходящем и произошедшем, о причинах и следствиях. Потому что, как только я начинаю думать, становится страшно. Приходит осознание того факта, что мне некуда идти, нечего делать, нечем заняться. У меня никого нет. У меня ничего нет. Даже имени.
Стоп! Это же гостиница, неправда ли? Значит, у меня должен был быть паспорт, чтобы остановиться здесь, правда? А еще тут дают такие бумажки – как же они называются, черт возьми?! – на них тоже пишут имя и фамилию, под номером комнаты… Где же они?!
Найти паспорт так и не удается, а вот так называемая «бумажка» обнаруживается на прикроватной тумбочке. Перечитываю, вновь и вновь, надпись, сделанную от руки, пробуя имя на вкус, пытаясь вызвать хоть какой-нибудь отклик в памяти, в душе, сердце – хоть где-нибудь! Но – тишина…
Теперь у меня хотя бы есть имя и фамилия, а это очень многое значит.
Я смогу найти себя в телефонном справочнике, правда? Или сходить в милицию и узнать, или в больницу, или куда-нибудь еще, чтобы узнать о себе все, найти друзей, родных, любимых.
Вот только почему-то мне кажется, что я не хочу ничего узнавать, никого находить…
Почему?
Тщетные попытки вспомнить.
Взгляд, словно магнитом, притягивает к отражению в зеркале, незнакомому, чужому, не родному.
Это… я?
Да, думать – плохая привычка, одна из тех, что никогда не приводят ни к чему хорошему. Вместо ответов – новые вопросы, еще более странные, сумасшедшие, невозможные. Не мои как будто.
В этом мире нет ничего моего.
В кармане джинс – пачка легких сигарет. Закуриваю, и понимаю, что наконец-то наше хоть что-то свое, пусть это и просто вредная привычка. Вдыхать табачный дым, успокаиваться, раскладывать мысли по невидимым полочкам, планировать собственные действия, обещать себе, что вот попозже, после того, как я сделаю «то» и «это», я обязательно займусь поисками себя и воспоминаний, но только потом, потом…
Я не хочу вспоминать.
Выхожу на улицу, запрокидываю голову назад в сиюминутном порыве, смотрю на ясное, невероятно яркое, голубое небо, и в голову лезет всякая чушь.
Я хочу растворится в этом небе, я хочу стать частью этой необъятной сини, исчезнуть, умереть, чтобы родиться вновь, совершенно другим человеком, в совершенно другом месте…
Начать все с чистого листа?
Я этого хотел?
Неужели…
Сигнал автомобиля – совсем рядом, легкий толчок в бок, мир переворачивается вверх тормашками, и мне кажется, что мечта меня – того, другого, уже почти растворившегося во мне настоящем – сбылась. Я умер, исчез, растворился в безбрежной голубизне летнего неба.
Размечтался.
-Ты что творишь, придурок?! Под машину бросаться удумал?! Под мою машину?! Да я тебе сейчас…
Удар. Моя голова дергается, щека горит, я в недоумении смотрю на стоящего надо мной человека, не понимая – за что? Какого черта он ударил меня, что я ему сделал?! Я ведь просто…
…не смотрел на дорогу, и чуть не был сбит его ослепительно-красным автомобилем.
-И-извините, я не хотел…
Голос дрожит, зубы стучат, меня всего трясет от осознания того, как близко была смерть. Мысли путаются, переплетаются дивным кружевом, чей узор понять невозможно, и на их фоне выделяется небесного цвета нитью одна-единственная, совершенно абсурдная: «А он…».
Не успеваю додумать.
-Чего молчишь?!
Текст. Дарю. Дневу.