5/1/3 - второе продолжение...

[forever-and-ever-we]

Название: 5/1/3
Авторы:  Prokopyan &  Tyrrenian
Жанр: школьная жизнь приправленная ангстом и романтикой
Саммари: Пять лет, одна ночь и три недели.
Рейтинг: NC-17
От меня: чисто развлекательное чтиво

Джин.

Я больше никуда один не пойду. Никогда. А еще я никогда не буду заниматься компрометирующими действиями в местах, где эти действа можно удачно так заснять. И все – компромат! Никогда не думал, что это такое страшное слово…
А еще я никогда не думал, что на меня можно заснять компромат. А еще я всегда думал, что меня нечем шантажировать и не на что разводить. Оказалось – есть. Перспектива огласки неожиданно обнаружившейся у меня гомосексуальной ориентации меня не очень-то радовала. Она меня совсем не радовала!
Но куда меньше – оказывается, это возможно! – меня радовала цена, которую я должен был заплатить за уничтожение компромата. Первая часть платы была очень даже ничего – всего-то отказаться ото всяких отношений «на виду» с людьми одного со мной пола. Я как бы и не собирался свои предпочтения выставлять на всеобщее обозрение… Но вот вторая часть платы…
Именно вторую часть платы мне и предстояло отдать здесь, в неиспользуемом кабинете физики, который за три года запустения успел превратиться в своего рода кладовую. Чего здесь только не было! Старые парты, стулья, колбы, ненужные уже учебники… Кровати.
Кровать, стоящая в самом углу помещения – приличных размеров помещения, стоит отметить, - была ужасно скрипучей. Стоило мне сесть на нее, как противный, ужасно громкий скрип огласил все помещение.
Нет, все-таки этот Том оказался самым настоящим маньяком! Только маньяк способен на такой подлый шантаж! И как удачно он меня поймал по пути к Марку! Если бы я только столкнулся с ним после встречи с Марком… Всего этого можно было бы избежать. Но, увы…
-Ну, что ты на меня смотришь, как на какого-то маньяка-извращенца? Больно не будет… Наверное.
У него улыбка мазохиста. Такая… страшная. И удовлетворенная. Смотрит на меня, как кот на сметану, ходит кругами, словно изучая добычу. А у меня мурашки по коже, и сердце стучит, словно желая выбраться из клетки…
-Рубашку расстегни.
Мерзко. Потому что приходится повиноваться этим почти приказам. Поднимать налившиеся свинцом руки, расстегивать пуговицы – медленно, одну за другой. И ненавидеть себя в этот момент даже больше, чем этого чертового шантажиста.
Господи, да я ведь практически себя продал взамен на свою репутацию?! Равноправный обмен? Неет… Нет. Нет. Нет. Ведь репутация… А что – репутация? В этой школе она так важна… Но… Так уж ли она важна для меня? Не знаю…
У него сумасшедший взгляд и страшная улыбка. И противно-холодные пальцы, неприятно влажные. И пахнет от него неприятно. Сыростью какой-то и мужским дезодорантом со слишком сильным запахом…
Мерзко. Так мерзко, что чуть ли не тошнит. От самой ситуации, от запаха, от рук, от него и… да, от себя. Неужели именно так – надо? Надо? Да кому оно, на хер, надо?! Этому самовлюбленному, эгоистичному извращенцу?! Да пошел он!
Останавливаюсь, расстегнув рубашку наполовину. Замираю. Смотрю исподлобья на «любующегося» мною Тома. Мне с ним не справиться. Он выше, явно сильнее. Я разве что залягать его смогу… Да кто мне даст-то его лягать? Ля-гать… смешное слово, когда его применяешь к человеку…
Это была почти истерика. Просто сумасшедший негромкий смешок, просто так, ни с того, ни с сего. И этот смешок изменил все.
Том нахмурился, схватил меня за подбородок влажными пальцами… Я инстинктивно ударил его по запястью. За что и поплатился.
Он толкнул меня на кровать, навалился всем телом, зажал рот рукой. Я чувствовал, как он пытается одной рукой расстегнуть мой ремень. Я честно пытался сопротивляться: пинался, извивался под ним… Но он был чертовым психом, которому было буквально наплевать на боль! И он лишь негромко ругался всякий раз, когда мне удавалось его задеть.
Когда ему удалось стянуть с меня штаны до колен, я подумал, что обречен. Я подумал, что сопротивляться нет смысла, что, все, никто не поможет уже. Что сейчас меня отымеют на этой скрипучей кровати, а потом я никому не сумею доказать, что это был он… Я много всякой чуши успел понадумать за целую долю секунды после того, как он стянул мои штаны до колен, и до того, как я услышал такой знакомый голос прямо за дверью…
Укусив Тома за ладонь, я выиграл для себя ту пару секунд, которая потребовалась мне, чтобы выкрикнуть имя…
-ВЛАД!
Дверь распахнулась. Кто-то оттащил от меня Тома, ударил его, явно не один раз… Я не прислушивался к звукам их драки. Мне было глубоко наплевать на все, что происходит с Томом. Главное – что он точно больше меня не тронет. Потому что я – в который уже раз – находился в объятьях Влада. Теплых, уютных…
-Все будет хорошо, слышишь? – тихий шепот у самого уха.
-Угу…
Я честно пытался улыбнуться, но все как-то не получалось. Получалось лишь до поры до времени сдерживать слезы и прятать лицо на груди Влада, когда они все-таки вырвались на свободу.
-Господи, ну что же ты плачешь-то, чудо?
Он гладил меня по голове, обнимал, покачивал, словно стараясь усыпить. Я чувствовал себя ребенком в его объятьях. Цеплялся за его рубашку, прятал лицо на его груди… плакал, изредка всхлипывая… Сущий ребенок…
Оказалось, вторым моим спасителем был Марк. Я заметил его много позже, когда, успокоившись, решил все-таки взглянуть на то, что сделали мои спасители с шантажистом. Жуткое зрелище… Все тело в синяках, разбитая губа, кровь из, кажется, сломанного носа… Не хотел бы я оказаться на его месте…
Не хотел бы я оказаться на месте Марка в тот момент. Тогда я еще ничего не мог прочитать в его странном взгляде, обращенном на Влада, обнимающего меня. На нас с Владом. Тогда я даже не понял, почему он не подошел ко мне тоже, не начал утешать… Долго потом не понимал. Да и не думал. Я вообще старался не вспоминать тот день. Разве что, уже спустя несколько лет, - объятья Влада. Единственное светлое воспоминание того дня.

Влад.

Широкие ладони по бледной коже… Распахнувшиеся в изумлении глаза… Тонкие пальцы, с силой сжимающие смуглое плечо… Приоткрытые в беззвучном крике губы… Рассыпанные по полу прихотливой волной волосы… Так больно, так красиво, так непостижимо желанно. Фотокарточки одна за одной летели в ящик стола, раскрывая передо мной картину произошедшего месяц назад. Вот Марк прикусывает кожу на ключице моего Джина, от чего тот выгибается и тихонько вскрикивает, цепляясь пальцами за любовника. Вот на его глазах выступили капельки слез от неуместной при таком возбуждении боли, которые старшеклассник и не подумал собрать губами…. А ведь это так сладко… Быть рядом с Ним, чувствовать каждое движение тонкого тела, с восторгом принимать его еще неумелую страсть – если бы это только было возможно. Всматриваться в янтарные озера его глаз, затянутые туманом желания и страсти. Любоваться тем, как медленно и неотступно расширяются зрачки в ответ на первое проникновение, как распускается розовый бутон его губ, как судорожно дергается кадык на тонкой шейке…
Последнее фото. Самое болезненное для меня и вместе с тем – самое любимое. Джин благодарно отвечает на поцелуй Марка, по-прежнему продолжая обвивать его ногами и не выпуская из себя. Точно так я мечтал когда-то… Мой сосед не в курсе, но после истории с Томом, когда старшеклассник намял ему бока, я сохранил все фото и изредка пересматривал их, расставляя по сердцу все новые раны. Потому что это – не для меня, потому что я сам умудрился отказаться от такого близкого чуда. Потому что я никогда не решусь признаться Джину в своих чувствах.
- Влааад!!! Собирайся скорее, сейчас начнется! – в комнату, похожий на маленький локальный ураган, влетел Джин и тут же принялся тормошить меня, я же едва успел зашвырнуть в ящик стола последнее фото. Не стоило моему любимому знать, что не весь компромат уничтожен. – Давай, бегом! Одень вот эту рубашку – она тебе больше идет…
Джин суетился, принимался то стягивать с меня рубашку, то одеваться сам, в собственной суетливости не замечая, как потряхивало меня от каждого его прикосновения. Да и то дело, я все еще был слегка возбужден фото, а такая опасная близость с объектом желания… Приходилось стоять неподвижно, удерживая себя от тяги провести кончиками пальцев по щеке Джина, обрисовать удивительно нежный овал лица, зарыться в густые волосы, чтобы в следующий миг притянуть к себе для поцелуя…
- Ну вот, вылитый вампир! Хоть сейчас запускай в спальню к невинным девушкам для покусая, - очевидно, Джин все-таки умудрился помириться с Марком, который избегал нас обоих с памятного дня победы над новичком-маньяком. Хм… хоть у них все хорошо. – Пошли уже!
Меня совершенно бесцеремонно вытолкнули за дверь и потащили за руку в актовый зал, совершенно не подозревая о том, что от прикосновения теплой ладошки к моей руке у меня тихонько уезжала крыша и подкашивались ноги. «Срочно надо выпить, а то я такими темпами кончу при всем честном народе…» А в зале… Ну… В зале царил обычный праздничный беспорядок с легким налетом ожидания чуда. Как же, католическое Рождество… Правда, я православный, но кого это, по сути, когда-либо волновало? Вот и пришлось весь вечер старательно сливаться со стеной, чтобы не быть приглашенным на танец одной из наших девушек. Нет, они, конечно, милые и все такое, просто… Мне, привыкшему к профессиональным партнершам по танцу, было несколько неудобно таскать за собой по залу неуклюжие коряги в пышных юбках и украшениях. В общем, вечер проходил вполне себе плодотворно: на моем счету были несколько успешных побегов от особо настойчивых дам, три бутылки вина и пара стаканов чего-то ОЧЕНЬ крепкого. Настолько, что мозг решил больше не общаться с «этим алкоголиком» и гордо удалился в никуда. И все бы было хорошо. Если бы Джин не решил меня развеселить… пригласив на танец.
Благо, хоть какие-то намеки на разум у меня оставались, поэтому я осторожно пятился к выходу, попутно пытаясь привести нормальные аргументы против такого танца.
- Влад, что ты ломаешься, как девственница? – Джин сердито зыркал на меня из-под челки, а я вдруг ощутил, как затих недоуменно зал. Какого…
- Наконец-то, - раздался из толпы облегченный выдох, - я уже начал думать, что этот вечер пройдет без поцелуев!
- Что? – слажено, словно репетировали не один день, мы с Джином задрали головы наверх, чтобы тихонько матернуться… твою же мать…
- Твою мать, - это Джин. Я был занят – пытался не сойти с ума от происходящего. Ведь несколько часов назад я именно об этом и мечтал – поцеловать своего друга, эту эгоистичную заразу. Неужели и правда в Рождество сбываются желания?
- Эй! Целуйтесь уже! – публика требовала хлеба и зрелищ, в то время как главные действующие герои пытались переместиться в пространстве так, чтобы роковая омела оказалась в стороне.
- ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУЙ!
- Ой, блин… - мне хотелось спрятаться куда-нибудь. Лишь бы не видеть его глаз, лишь бы не чувствовать на себе обжигающий даже сквозь рубашку взгляд. «Если бы ты только знал…»
- Да ладно, давай быстренько поцелуемся и разойдемся, - в конце-концов махнул рукой на принципы Джин, совершенно не подозревая о том, что «быстренько» получиться просто не могло.
- Я не буду тебя целовать…
- Влаааад…
- Нет.
- Ну солнышко, ну один маааленький поцелуйчик!
- Нет!
- Влад?
- НЕТ!
Блин. Я все-таки не удержался. И плевать, что вокруг стояла толпа из однокашников, что спирт в моей крови превышал все допустимые нормы, что преподаватели явно неодобрительно отнеслись к моему поступку… я целовал Джина и пьянел от ощущения его мягких губ с каждой секундой все больше. Хрупкое, ломкое тело в моих объятиях, сжавшиеся на предплечьях тонкие пальчики, сладость удивительно холодной кожи… Замутненное сознание едва не отбросило коньки, когда Джин неожиданно подался вперед, раскрывая губы мне навстречу, отвечая на поцелуй. «Главное – не съехать с катушек и не завалить его прямо здесь», - вернувшийся неожиданно мозг просто вопил где-то на грани реальности, но за завесой алкоголя и страсти его голос был почти не слышен. Потому что под руками плавилось и отзывалось на каждое прикосновение тело любимого, потому что с его губ раз за разом слетали тихие стоны, а язычок вытворял совершенно невероятные вещи… Невероятно… Потрясающе… Совершенно…
Я было, забывшись, скользнул ладонями ему под рубашку, но в следующий миг Джин вырвался из моих объятий и испуганно попятился к выходу, как я пару минут назад.
- Джин?
Он сорвался с места, стоило мне сделать шаг вперед. Сорвался, словно испуганная лань, и помчался куда-то прочь, неожиданно ловко миновав плотную толпу восторженных однокашников.
- Это было горячо! – попытался удержать меня один из одноклассников, но получил болезненный тычок под ребра и предпочел отвалить. Я же рванул на всех парах в нашу с Джином комнату.
«Нельзя. Невозможно позволить себе потерять его сейчас. Когда осталось так мало времени, чтобы побыть вместе, когда он ОТВЕТИЛ мне на поцелуй!»
- Уйди! – Джин зарылся с головой под одеяло, словно маленький мальчик, и активно лягался, стоило мне попытаться коснуться его.
- Джин…
- Убирайся!
- Прости меня, пожалуйста.
- Я не слышу!
- Я сам не знаю, как это получилось, пойми…
- Я. Не. Слышу!
- Просто все произошло слишком неожиданно. Просто это оказалось слишком потрясающе, а я – слишком пьян, чтобы отказаться. Джин… Все эти годы, каждый день, каждый час, каждую минуту, я стремился быть рядом только с одним человеком. Старался отдавать ему всего себя, не требуя ничего взамен… Я видел в его глазах гораздо больше, чем просто целый мир – я видел в них мириады созвездий и первозданные силы природы. И если бы у меня была хотя бы крохотная надежда стать ему хотя бы просто любовником… я бы не задумываясь пошел на это, - Джин как-то подозрительно затих в своем укрытии, что позволило мне потихоньку стянуть с него одеяло, открыв взгляду встрепанный затылок и узкую спинку со слегка задравшей рубашкой. А потом он перевернулся на спину, и я от одного только вида его заплаканного лица готов был убить любого, посягнувшего на МОЕГО парня. Полные слез глаза, раскрасневшиеся щеки… припухшие от недавнего поцелуя губы… - И сейчас ты поцеловал меня. ответил, вполне ясно дал понять, что я тебе не безразличен… Джин, возможно, я завтра прокляну себя за это, но… Прости…
Господи! Как просто оказалось склониться к его губам, утягивая его в новый поцелуй, как играючи мои руки проникли под его рубашку, поглаживая горячую грудь. Пусть завтра он навсегда отвернется от меня… сейчас было важным лишь настоящее и его требовательный стон мне в рот.

Джин.

Поцелуй под омелой. Самое романтичное, что может случиться с вами в рождественскую ночь. Мечта каждой девушки – завести своего молодого человека под омелу, поцеловать его. Романтика! Никогда не думал, что поцелуй под омелой может быть таким… искренним?
Он поцеловал меня. И, хотя я сам уговаривал его сделать это, поцелуй был неожиданным. Я ведь рассчитывал на простой чмок – ничего больше, а тут… Он целовал, словно против воли, одновременно пытаясь оторваться от меня и впиться в мои губы еще сильнее. Он целовал, я отвечал на поцелуй, и это все казалось таким правильным… Необыкновенно.
И в тоже время – страшно. Страшно было обнаружить в себе это… это желание, желание целовать того, кто всю жизнь был всего лишь другом, который всегда рядом, всегда поможет…. Страшно было целоваться на глазах у всех. Страшно было осознавать, что этот поцелуй, скорее всего, изменит наши с ним отношения,… а я ведь не хотел потерять друга.
Ощущение его пальцев под моей рубашкой заставило меня вздрогнуть. Вздрогнуть, осознать все происходящее неожиданно ярко и, наконец, испугаться. Сорваться с места, бежать, сломя голову, туда,… где он нашел меня спустя всего несколько минут.
За эти несколько минут я только и успел, что рухнуть на кровать и накрыться с головой одеялом. А потом дверь комнаты распахнулась.
- Уйди!
Это было тяжело – одновременно отталкивать его руки, лягаться, и удерживать одеяло на своей голове.
-Джин…
-Убирайся!
Это было тяжело – отталкивать его, когда на самом деле хотелось оказаться в его крепких объятьях.
- Прости меня, пожалуйста.
- Я не слышу!
Это было тяжело – скрывать дрожь в голосе.
- Я сам не знаю, как это получилось, пойми…
- Я. Не. Слышу!
Это было тяжело – сдерживать слезы.
- Просто все произошло слишком неожиданно. Просто это оказалось слишком потрясающе, а я – слишком пьян, чтобы отказаться. Джин…
Потрясающе… Он сказал, что «это оказалось слишком потрясающе». И силы сопротивляться разом покинули тело. И слезы потекли по щекам, и быстро намокла подушка, и дрожь пробежала по телу, и сердце невольно сжалось… Чувства такие же, как их описывают в любовных романах. А говорили, что там – ложь…
Влад говорил долго. Он говорил такие потрясающие вещи… Я просто не мог поверить. Я не мог поверить, что это происходит со мной, что именно мне сейчас чуть ли не объясняются в любви, что я был таким идиотом, что не замечал его чувств уже – сколько? Пять? – лет…
Он стянул с меня одеяло. Я практически ощутил его взгляд на моей спине. На обнаженной из-за задравшейся рубашки кожи… Я хотел увидеть его. Этот взгляд, Влада… Я хотел узнать, что он будет делать дальше… Чертово любопытство.
- И сейчас ты поцеловал меня. ответил, вполне ясно дал понять, что я тебе не безразличен… Джин, возможно, я завтра прокляну себя за это, но… Прости…
Он склонился надо мной, его губы осторожно коснулись моих губ, словно спрашивая разрешения, которое я бы ни за что не дал, если бы… если бы оно действительно ему требовалось.
Как быстро я сдался! Позволил целовать себя, позволил проникнуть прохладными пальцами под рубашку… Не сдержался. Простонал что-то ему в губы, зарылся пальцами в мягкие волосы на затылке, притянул ближе, заставляя практически упасть на меня…
Оттолкнув от себя одеяло, я обвил ногами его бедра, заставляя низкий стон сорваться с его губ. И этот стон… наверное, это было лучшее, что я когда-либо слышал. Низкий, гортанный, прямо в губы…
Он, кажется, с трудом оторвался от моих губ. И тут же принялся целовать шею, покусывать, затягивать, оставляя засос. Мне было плевать. Плевать, что школьной формой будет невозможно скрыть следов на коже. Плевать, что подумают остальные, увидев их. В тот момент меня не волновало ничто, кроме этих ощущений… чужие губы на моей шее, прохладные пальцы, скользящие по груди, нечто твердое, упирающееся мне в живот…
Кажется, он пытался расстегнуть пуговицы рубашки. Но не выдержал этого долгого действа. И была порвана ткань, и пуговицы рассыпались по полу. И чужие губы коснулись моей груди. И языком скользнул Влад от ключицы до пупка. Вобрал в рот сосок, прикусывал, посасывал… Господи, что он только не делал! Это было какое-то сумасшествие. Совершенно несовместимые вещи вдруг совместились. Я и он, наша, почти животная, страсть, желание, и целое море нежности, исходящей от моего…
Когда он вошел в меня пальцами, это оказалось совсем не больно. Это оказалось слишком медленно, слишком возбуждающе. До тумана в глазах, до полного помутнения рассудка, до того, что я начал сам насаживаться на эти пальцы и, не получая удовлетворения, просить большего.
-Пожалуйста… - неожиданно громкий шепот. – Влад… Не могу больше…
Слова… Слова, так часто произносимые мной по отношению к Владу, сейчас приняли такой неожиданный оттенок. Никогда не думал о том, как много значат эти чертовы интонации…
Слова… Он словно не слышал моих слов. Продолжал медленно ласкать, растягивать, упрямо избегая простаты…
-Влад… Ну пожалуйста!
Голос принимает хнычущие интонации. Должно быть стыдно, но сейчас, рядом с ним… плевать. Ведь это же он, каким он меня только не видел… Хотя таким, да, не видел.
Совсем не больно. Но по-прежнему слишком медленно, слишком осторожно. Недостаточно.
-Быстрее… - бесстыдный шепот, невероятная жажда большего.
И шире раздвигаю ноги, приглашающее. И взгляд, наверное, такой умоляющий, просящий… Никто бы не выдержал. И он… не выдерживает.
Резким толчком он входит в меня до конца. Такое потрясающее чувство наполненности. Но этого мало, мало! И, пока он не двигается, я начинаю двигаться сам, желая ощутить то ни с чем не сравнимое удовольствие, когда…
У него, наверное, окончательно сносит крышу. Его руки везде, где только можно. На спине, на груди, на бедрах… Он целует меня, страстно впивается в губы, до боли. Двигается быстрыми, резкими толчками, каждый раз задевая простату, заставляя выгибаться под ним, стонать, почти выкрикивать его имя. Цепляюсь за его плечи, царапаю… плевать. Плевать на все, лишь бы это сумасшедшее движение не кончалось, лишь бы оно длилось вечно…
Но ничто вечно не длиться. Мы доходим до точки. Одновременно. Чувствуя приближение оргазма, он пытается выйти из меня, но я не даю. Обнимаю ногами за бедра – снова. Я хочу ощутить, каково это…
-Влад!
Резкий толчок. По телу пробегает дрожь. Рассудок куда-то исчезает, и я ощущаю лишь ни с чем не сравнимое удовольствие. Удовольствие от того, что он – внутри меня, что он кончает в меня, что мое имя он шепчет в экстазе…
Чуть позже он выйдет из меня. Попытается уйти, одеться – господи, я даже не заметил, когда мы успели раздеться! – но я не дам. Прильну к нему всем телом, обниму, уткнусь носом в шею, вдыхая его запах… Не отпущу никуда. Никогда. Ни за что.
-Влад… - едва слышный шепот.
-Что?
Молчу. Так сложно сказать. Так сложно поверить, понять…
И – одними губами, чтобы он не услышал:
-Я тебя люблю.
Никогда не думал, что первым человеком, кому я захочу это сказать, окажется Влад. Никогда не думал, что я не смогу сказать этого вслух…

Влад.

Забавно. Я убегал. Убегал так, что пятки сверкали, от возможности быть рядом с любимым и дорогим мне человеком. На моих губах все чаще стала появляться ироничная улыбка, все реже я смотрел собеседнику в глаза, окончательно абстрагировался от однокашников и привычных подростковых развлечений. Теперь – тренировки, учеба, тренировки… Зато отец остался доволен. Хоть что-то хорошее.
Но за эти три с половиной месяцев ни один человек не заметил, насколько мне было тяжело. Тяжело уйти от тесно прижавшегося во сне Джина поутру, не коснуться его, не оставить даже записки с объяснениями. Тяжело врать и изворачиваться, чтобы выбить себе отдельную комнату без всяких соседей, но в итоге короткий звонок отцу решил все вопросы. Несколько недель я втихомолку перетаскивал из старой комнаты свои вещи, тщательно избегая встреч с Джином и невольно вздрагивая при каждом взгляде на его кровать. И все время игнорировать его взгляды, просьбы, прикосновения… Тому, что я сделал рождественской ночью с моим другом, не было прощения. Даже если он сам хотел этого, даже если он стонал и извивался в моих объятиях от удовольствия. Но Джин не любил… А значит, не принадлежал мне и секунды проведенного вместе времени.
Бывший сосед несколько раз пытался отловить меня в коридорах школы, объясниться, возможно, помириться, но… Но после той ночи я просто не мог спокойно находиться с ним в одном помещении больше десяти секунд. До темноты в глазах хотелось поцеловать его, прижать к себе, вспомнить вкус кожи на языке, вновь услышать стоны и почувствовать ответные ласки. Я не смог бы услышать «прощаю тебя».
Да и у Марка дела шли не шатко, ни валко. Я угробил полтора месяца, чтобы убедить его в необходимости отношений с Джином для всех троих, но… Видимо, что-то той ночью произошло не то, что-то я сделал не так, и теперь Джин старался держаться вообще от всех подальше. И слава богу. Иначе ему было бы проще получить информацию о моем местонахождении. Весть о том, что один из лучших учеников круглосуточно торчит в библиотеке, пронеслась над школой подобно легкому бризу. Кто-то приходил просить о помощи, кто-то – просто поздороваться… А я окопался в учебниках с целью досрочно сдать все экзамены и покинуть сие заведение навечно. Потому что даже в классе, сидя к Джину спиной, мне становилось все сложнее сдерживать себя.
Итак, моя жизнь превратилась из существования, наполненного Джином и его тревогами, в существование, наполненное бегством от себя. Потому что нельзя. Потому что нельзя было позволять себе ни того поцелуя, ни случившегося позже. Потому что у нас слишком разные цели. Его будущее – карьера футболиста. Только на поле он свободен, только там он становился сам собой. передо мной же раскрывалась во всей красе красота и тонкость мира нанотехнологий. Сложный, непознанный, требующий всех жизненных сил и знаний, он позволял мне отвлечься от недобрых мыслей и переживаний. И как я не смог бы работать, терзая ревностью к другим, когда команда выезжала бы на матчи, так и Джину было бы сложно мотаться туда-сюда ради меня. Так что едва Токийский университет прислал подтверждение о приеме меня на учебу, я тут же схватился за книги. Нельзя было упускать такую возможность свалить из страны. Подальше от прошлого, от своей гребанной любви, от… Джина. Хотя с ним-то и не хотелось расставаться.
- Влад, может, хватит прятаться от меня? – предмет моих метаний обманчиво расслабленно облокотился о стеллаж неподалеку и всем своим видом демонстрировал готовность привязать меня к стулу, угрожать всеми видами оружия, но все же добиться нормального разговора. А я едва удержался, чтобы не рвануться к нему с объятиями. Что же, лучше все выяснить сейчас.
- Ты прав… - главное, не смотреть ему в глаза, чтобы не выдать своих желаний, чтобы не спугнуть… - Я должен извиниться за произошедшее. Не то, чтобы я жалею об этом, но… Но причинив тебе вред, я разрушил только себя. Так что… Прости меня, если сможешь.
Джин молчал ОЧЕНЬ долго. Я даже грешным делом подумал, что он ушел после моих слов, но нет. Все также опираясь плечом о стеллаж, мой бывший сосед злобно щурил глаза и шипел сквозь плотно сомкнутые губы:
- Ты совсем тупой???