Предпоследняя часть...

Название: 5/1/3
Авторы:  Prokopyan &  Tyrrenian
Жанр: школьная жизнь приправленная ангстом и романтикой
Саммари: Пять лет, одна ночь и три недели.
Рейтинг: NC-17
От меня: чисто развлекательное чтиво


Джин.

Три с половиной месяца… Три с половиной месяца, мать вашу! Три с половиной месяца я не разговаривал с ним. Три с половиной месяца он не приближался ко мне ближе, чем на метр. Три с половиной месяца он жил в отдельной комнате, три с половиной месяца он избегал меня, три с половиной месяца…!
И из-за чего?!
Тупой! Идиот! Болван, не видящий ничего дальше своего носа! Да как он мог не видеть, не замечать, что я… Да как он вообще мог слушать меня и ни черта не слышать?! Кто дал ему право решать, что для меня вред, а что нет?! Да как он…
- Ты совсем тупой???
Вдох. Выдох. Медленно… Спокойно… Как учат маму все эти психотерапевты…
-Я. Тебя. Ни за что. Не. Прощу, - вдох… выдох… медленно… - За то, что ты ушел, не сказав ни слова. За то, что ты даже записки не оставил. За то, что избегал меня эти три с половиной месяца. Но, больше всего, за то, что ты не переспал со мной раньше. Раньше Марка, я имею в виду.
Выдох. Резкий. Ни черта это правильное дыхание не помогает, скажу я вам.
-За все остальное, так уж и быть, прощаю.
Хочется подойти. Поцеловать. Ведь ты же ответишь, да? Ответишь, я знаю. Чтобы потом оттолкнуть и снова удрать, испугавшись… чего, Влад? Не понимаю… я совершенно тебя не понимаю…
-Что?
Я сказал это вслух?
-Не важно.
Пожать плечами, словно бы подтверждая свои слова. И уйти, ощущая твой взгляд в спину. Так хочется обернуться. Но нельзя, да? Не впишется в образ… Хотя какой там образ… Так, маска. Из фольги. Блестеть-то блестит, а все равно не то, что хочется.
Хочется праздника. Рождества. Перемотать время назад и все повторить. Снова. Но только на этот раз не засыпать. А лучше – проснуться рядом с ним, в одной постели. И чтобы никаких его дурацких извинений. И чтобы я все-таки смог сказать…
Когда я пришел на тренировку, меня уже ждали. Вся команда в полном составе, тренер. Марк. Он стоял в стороне, скрестив руки на груди и бросая неприязненный взгляды на подозрительно довольного Тома. Ну, если у Тома праздник…
Тренер ничего не сказал. Просто протянул мне конверт. Большой, белый, сделанный из бумаги для принтера, из двух листов А4, при помощи степлера. Наполненный чем-то, подозрительно напоминавшем стопку фотографий. Мне даже внутрь заглядывать не требовалось, чтобы понять, что там за фотографии. Вот только где их Том достал? Мы ведь все копии сожгли. И пленку…
-А официальная версия причины, по которой меня выперли из команды?
Вмазать бы сейчас по этой довольной наглой роже… сломать нос во второй раз… и пару ребер…
-Ушел сам. Решил заняться учебой.
Сказать нечего. Да и смысла говорить – нет. Оправдывать себя? Уже поздно. Устроить этой сволочи пару веселых минут? Разнимут. А что еще можно сказать в такой ситуации, мне неизвестно. Потому и молчу. Киваю в знак, так сказать, прощания парням и ухожу. Два раза за день, практически подряд, ухожу от неловких ситуаций, не видя смысла разобраться. Брат, если бы узнал, назвал бы меня либо слабаком, либо трусом. Второе – вернее.
Курить! Курить, курить, курить… Беречь дыхалку больше не имеет смысла – в спортсмены мне путь, как мне кажется, заказан. Разве что с кем-нибудь в каком-нибудь дворе мячик погонять… Вот только с дворовыми ребятами я никогда не встречался. Вообще никогда. Такой вот замкнутый образ жизни захолустного аристократа.
Я сижу на подоконнике у распахнутого настежь окна своей комнаты, выкуривая одну сигарету за другой, когда Влад заходит. Он предварительно стучит в дверь, ждет положенные тридцать секунд, чтобы удостовериться, что ему не откроют. И открывает себе сам.
-Ты как?
Глупый вопрос. Совершенно предсказуемый и глупый. Как я? Да я просто счастлив! Вот сижу, ножками болтаю, радуюсь жизни!
-Да, ты прав, глупый вопрос.
Он, как всегда, понимает меня без слов. Даже зависть берет. Ну почему мне иногда, пусть даже изредка, не удается его так понимать?
-Можно? – подойдя ко мне, кивая на подоконник.
Пожать плечами (это уже входит в привычку):
-Садись.
Пауза. Долгая тишина. Но совсем не напряженная, как ни странно. Несмотря на то, что мы с ним три с половиной месяца нормально не общались.
-А с Марком что? – спросить, только чтобы заполнить тишину.
-Ничего. Решили не выгонять из школы – все равно в этом году выпускается.
Хорошо, что он в порядке. Хоть одному из нас повезло…
Уже вечер. Солнце медленно, но неотвратимо, приближается к линии горизонта. Лучи его в последний раз за этот день касаются еще не растаявшего до конца снега, и грязных луж… Завтра наступит апрель. Первое число, праздник… розыгрыши и сюрпризы, которых мне и без этого дня хватает. По горло хватает, чтоб его!
Вот бы напиться! Убить рассудок алкоголем, пусть только на время. На время сойти с ума, позволить себе то, что никогда не позволю в трезвом состоянии. А лучше – напиться вместе с Владом. Кажется, такая песня была, или что-то вроде того… Давай вдвоем сойдем с ума…
Спрыгнуть с подоконника, не говоря ни слова, накинуть на плечи куртку, сунуть ноги в футбольные бутсы…
-Ты куда?
Только его вопрос заставляет остановиться. Замереть на пару минут, согнувшись в три погибели, не успев до конца завязать шнурки. Ответить:
-Гулять. По лужам.
И, пока он не успел меня остановить, затянуть шнурки потуже и вылететь за дверь.

Влад.

Ну вот, доигрались… Я смотрел сквозь стекло, как шагал прямо по лужам Джин, и понимал, что я законченный идиот. Потому что не смог увидеть, исправить, да еще и буквально подложил любимого человека под Марка, подставив его тем самым. И самое обидное было то, что винить кроме себя было некого. Да, конечно, Джин – взрослый мальчик, мог бы и сам пораскинуть мозгами, но… Моей вины это не отменяло нисколько. В погоне за собственным благополучием, манипулируя другими, я был готов нести ответственность за свои поступки, но совершенно не ожидал, что последствия моих игр могут отразиться на других. Это оказалось страшно.
Начистить морду Тому было бы слишком просто, потому пришлось шепнуть пару-тройку слов, кому надо, и уже завтра вся школа будет знать о произошедшем в заброшенном классе. Жалко, конечно, что мы с Марком не додумались сделать фото… Хотя… Хватит, наигрались с фотографиями. И почему я не сжег их, почему оставил валяться в ящике стола? Глупо было так проколоться. Заодно и карьеру Джина угробил, а ведь он так мечтал о футболе. Буквально грезил им, выкладываясь на тренировках полностью.
Что же, если все произошло по моей вине, то и исправлять тоже придется мне. И начать лучше с налаживания отношений с Джином. Было бы подло с моей стороны оставить его сейчас в одиночестве. После можно попросить отца помочь парню с работой, да и учебу стоило подтянуть, а то со всеми этими личными перипетиями он совсем забросил учебники. Открытым оставался вопрос с нашими чувствами, но я решил ограничиться просто приятельскими отношениями. Хватит уже игр с чувствами.
Стоило Джину скрыться за углом, я тут же спрыгнул с подоконника и принялся наводить в его комнате порядок. В годы нашей совместной жизни уборка была моей обязанностью, потому как соседа просто перекашивало при виде тряпки и веника. Ну хоть что-то меняться не собиралось. Для приведения мыслей и эмоций в порядок Джину требовалось около трех часов, за которые можно не только комнату, но и весь этаж вымыть при должной сноровке. Потому я усилено возил тряпкой по покрытым пылью полкам, расставлял учебники на места, складывал одежду…
«Не понимаю… я совершенно тебя не понимаю…» - самое забавное, что я только сейчас осознал, что никогда не понимал Джина. Угадывал его желания с полуслова, иногда догадывался о его мыслях… но никогда не понимал по-настоящему. Так бывает, когда зазубриваешь наизусть учебный материал. Вроде бы и знаешь ответы, но шаг влево, шаг вправо – и ты теряешься. Что и произошло со мной. Стоило совершить что-то, не укладывавшееся в рамки выстроенной мной системы, и я испугался, сбежал, как нашкодивший кот.
- Надо же, - Марк с серьезным видом разглядывал меня, ползавшего по полу с тряпкой, - ты решил вернуться или продолжишь свою партизанскую деятельность?
- Ты о чем?
- Должна же у тебя быть причина, чтобы мыть полы в комнате Джина. Тем более, в его отсутствие, - пришлось плюнуть на уборку и отложить тряпку в сторону, чтобы спокойно поговорить со старшеклассником. Перед ним тоже стоило извиниться.
- Пытаюсь загладить вину, - я растерянно запустил пальцы в волосы, не обращая внимания на влагу. И как сказать ему? – Вот только не представляю, что нужно сделать для тебя, чтобы заслужить прощение.
- Что?
- Эти фото… - явно заинтересованный Марк присел рядом на пол. Ну что же, если кинется меня бить, то ему понадобится время, чтобы встать с пола. Плюс мне. – В общем, я оставил себе копию Джина и забыл ее в ящике стола. Точнее, не стал брать…
- Идиот… Так это из-за тебя нас поперли из команды! - я был прав, когда рассчитывал на избиение себя, но все же не успел среагировать и оказался прижатым к полу. – Ты хоть понимаешь, что натворил???
Дальнейшее действо происходило в полном молчании под наше дружное сопение и звуки ударов. Уборка была забыта как нечто ненужное, а вылившаяся из перевернутого ведра вода ровным слоем распределилась по обоим. В итоге возвращение Джина мы заметили далеко не сразу, продолжая увлеченно колотить друг друга по всем выступающим местам. А сам хозяин комнаты, едва держась на ногах, осторожно так прошел к кровати и тяжело на нее опустился…
- Джин? – несмотря на сгустившиеся сумерки, мне были отлично видны и лихорадочный румянец на щеках, и какой-то нездоровый цвет лица. Он как-то странно пошатнулся и осел на постели, хрипло дыша и пытаясь свернуться в компактный комок. Пришлось выкарабкаться из-под Марка и подползти к парню. – Что с тобой, солнышко?
Кожа Джина была не просто горячей – она пылала, а в глазах не было ни единой мысли.
- Черт… Марк, пулей за врачом. Похоже, наше солнце заболело.
Благо старшеклассник оказался достаточно сообразительным, чтобы не устраивать дискуссии, а молча понестись в медпункт. И оставить нас с Джином наедине. Благо. Потому что Джин принялся шептать, мечась по кровати и мешая себя раздевать:
- Влад… Я же… Дурак ты… Влад… - очень содержательно. Решив не обращать на лепет внимания, я принялся стягивать с парня ботинки и совсем не удивился, когда из них вылилось со стакан грязной воды. Вот вам и прогулки по лужам…
Уже после принеслись врач с Марком, провели пару процедур и взяли с меня клятву приглядывать за Джином до его полного выздоровления. Старшеклассник еще и по шее грозился дать в случае чего. Блин… После ухода посторонних, я попытался уложить Джина поудобнее, но тот все время размахивал конечностями и что-то хмуро шептал в бреду, так что пришлось замотать парня в одеяло, словно младенца. И как-то совершенно самовольно мои руки скользнули вдоль его тела, обрисовывая, вспоминая, изучая заново… Я поспешно отшатнулся. Ну нет, только не когда Джин почти невменяем.
Следующая неделя прошла под лозунгом «не трахни больного друга». Джин спал, изредка приходил в себя, впрочем, почти никого не узнавая, а я разрывался между учебой и больным. В итоге, к концу недели моя бывшая комната оказалась практически завалена учебниками и энциклопедиями, по которым я ночами готовился к экзаменам. За всеми этими событиями тренировки были заброшены, остались только предстоящие экзамены и Джин… До того дня, когда он не пришел в себя по нормальному. Похлопал растерянно глазами и уставился на меня. Ну подумаешь, ну лежал я с ним рядом на постели! Так книгу же читал!
- Влад… - и голос такой хриплый-хриплый. И тихий. Почти также он шептал что-то в ту рождественскую ночь, засыпая на моей груди. Что же… И тут до меня дошло. Точнее, вспомнилось. Твою же мать… - Влад? Я пить хочу.
- Джин… - я растерянно посмотрел на бледного как смерть парня. – Я такой идиот, ты даже не представляешь…

Джин.

Я практически не помню тех дней, долгих дней болезни. Я помню чьи-то руки, гладящие меня по голове, по спине, заботливые руки, помогающие мне раздеться, укрывающие меня теплым пледом. Я помню чей-то успокаивающий голос, произносящий шепотом мое имя. Я помню, что видел в бреду. Влада. Пару раз – Марка. Но все чаще – омелу. Злое растение. Растение, из-за которого изменилась вся моя жизнь. До сих пор не понимаю – к лучшему ли.
Когда я очнулся… Ресницы сцеплялись друг с другом, перед глазами стоял туман, во рту пересохло, голова чесалась, ужасно хотелось в душ. Но, прежде всего – попить. Чего-нибудь прохладного, желательно – безвкусного. От одного только резкого запаха чужого дезодоранта слегка тошнило. А что было бы от вкусов?
-Влад… Влад? Я пить хочу.
Я наблюдал за тем, как он менялся в лице, не понимая, что его так потрясло.
-Джин… - растерянный взгляд. – Я такой идиот, ты даже не представляешь…
-Еще как представляю. Это до тебя только что…
Тошнота подкатывает к горлу, желудок сжимается до боли, желая избавиться от своего скудного содержимого. А во всем теле – слабость. Так тяжело сесть, спустить ноги на пол, одновременно борясь с тошнотой… Наверное, сам бы я не дошел. Но рядом ведь был Влад.
После того, как меня вывернуло наизнанку, стало значительно легче. Слабость и легкая головная боль, конечно, остались. Но по сравнению с тем, что было со мной до этого, они – ничто. Жить буду.
Оказывается, лежать на кровати рядом с Владом, попивая теплый крепкий чай из высокой кружки в цветочек, так приятно. Приятно ощущать его руку на моем плече, пальцы, перебирающие отросшие за те три с половиной месяца. Тепло, невероятно уютно, так по-домашнему. И все неприятности неожиданно отходят на второй план. Потому что «приятностей» - гораздо больше.
-А сколько я болел? – просто вопрос, чтобы нарушить тишину, чтобы услышать его – такой родной! – голос.
-Неделю, - краткий ответ.
Не хочет разговаривать? Ну, ладно, помолчим. Благо нам есть о чем помолчать.
Мы молчим об этой неделе, когда я в бреду шептал его имя, когда он, утешая, повторял мое. Мы молчим о том дне, когда, спустя месяцы молчания, мы наконец смогли сказать друг другу правду. Я смог, по крайней мере. Мы молчим о трех с половиной месяцах одиночества. Да-да – одиночества! Потому что друг без друга нам так… А еще мы молчим о рождественской ночи, которая уничтожила наши дружеские отношения. Я чувствую – друзьями нам больше не стать. Мы либо станем друг другу самыми близкими людьми, либо навсегда останемся просто приятелями. Но просто приятелями я с ним быть не хочу.
-Влад…
-Что?
В ту ночь я лишь едва слышно прошептал честный ответ на этот вопрос. В ту ночь я еще был не уверен, что мои слова будут правдивы. В ту ночь я не верил, что правда изменит наши жизни к лучшему. Я не хотел ничего менять. Но было уже поздно.
Интересно, если бы эти три с лишним, почти четыре, месяца назад я бы признался ему, что бы было тогда? Были бы те три с половиной месяца молчания, одиночества? Выгнали бы нас с Марком из команд?
Какая разница? Что было, то прошло. Прошлого не изменишь, и все такое. Надо двигаться вперед и делать то, что считаешь нужным. И сейчас я считаю нужным сказать…
-Я тебя люблю.
И тишина…

Влад.

-Я тебя люблю.
Ой, мама дорогая! Я судорожно пытался придумать достойный ответ, но ничего, кроме «та же фигня» в голову не приходило. А ведь надо было еще рассказать ему о сдаче экзаменов экстерном, так как менять что-либо было уже поздно, и о Японии. Чуяло мое сердце, что после этих «хороших» новостей меня прибьют, несмотря на общую слабость организма. Да и потом, я не был уверен в необходимости дальнейших отношений с Джином. Хотел их больше всего на свете, но не видел нас вместе спустя, допустим, лет пять. Ведь в школе мы уживались только потому что слишком сложно было разъехаться. Да и поехать за мной он бы элементарно не смог, а любовь на расстоянии – слишком непрочная штука.
Кажется, Джин сделал для себя какие-то выводы из моего молчания и со вздохом повозился, устраиваться спать дальше. Ну блин…
- Джин, - я потряс парня за плечо, вытаскивая из объятий Морфея в реальность, - поговорить надо.
- Я вообще-то болен, - тактично намекнул он. Ну уж нет, либо сейчас, либо никогда…
- Я уезжаю, - удивительно, как быстро может возникнуть напряжение между двумя любящими людьми. Одна короткая фраза – и все. Похоже, мои мечты о «хотя бы» дружбе обречены кануть в Лету. Но продолжать было жизненно необходимо. – Сдаю вместо обычных выпускные экзамены экстерном и сваливаю в Японию. На пять лет.
- И?
- И… - вот как объяснить ему все? – И у нас осталось совсем немного времени, чтобы сказать все, что хочется и хоть как-то наладить отношения. Только не надейся, что я отстану от тебя, если ты меня прогонишь. Фигушки. В этот раз я намерен взять от тебя по максимуму всего, включая секс. Так что поправляйся, малыш, и помни, - янтарные глаза изумленно расширились, когда я прошептал ему в губы, впрочем, не пытаясь поцеловать, - я люблю тебя.
Потрепать Джина по спутанным волосам (кстати, надо будет сводить его в душ) и выйти в коридор. Пусть подумает в одиночестве над моими словами. Меньше всего сейчас хотелось выслушивать его гневную отповедь о моем поведении и о том, что я опять все решил за нас обоих. А что делать? Мы и так упустили слишком много времени.
За прошедшую неделю, что Джин пребывал в полубессознательном состоянии, я успел передумать слишком многое и теперь был на шестьдесят процентов уверен в верности своего решения. Возможно, это подло, но признаться в том, что это я виноват в обнародовании фотографий, я решил только перед самым отъездом. Прежде надо было успеть насладиться выделенным кусочком счастья. Даже если потом – только боль и одиночество. А Джин… Он справится. Несмотря на внешнюю хрупкость и уязвимость, несмотря на все свалившиеся на него неприятности, он выберется. Потому что сильный. Пусть даже и сам не знает об этом. Обычный мальчишка, любящий до безумия футбол, он обладал каким-то несгибаемым внутренним стержнем… Которого никогда не было у меня. Я был, пожалуй, напичкан матрицами и электронными импульсами, которые способны действовать только четко заданной программе. И никак иначе.
А по возвращении в комнату меня ждала весьма неприятная картина: Марк, упоенно рассказывавший Джину, кто же виновник всех его бед. Блин…

Джин.

Марк вихрем влетел в комнату, уселся на край моей кровати, как на свою собственную и начал с упоением рассказывать об источнике последних моих бед. Таковым являлся, по его мнению, Влад, сохранивший копию фотографий, присланную мне Томом. Но у меня по этому поводу были несколько иные соображения. В конце концов, не будь Тома – не было бы и тех фотографий. Все мои неприятности – его рук дело. А Влад… он просто случайно поспособствовал его планам, ничего больше. Злиться на него было не за что. Да я и не умел этого.
Я не злился на него. Даже за то, что он опять все решил за нас двоих. Даже за то, что в тот момент, когда он, склонившись надо мной, прямо в губы прошептал мне, что любит, у него было выражение лица одержимого. Ну что они все во мне нашли?!
-Марк, - я жестом остановил поток его слов. – Спасибо, что рассказал.
Хотелось добавить, что его слова уже ничего не изменят. Все было решено, уже когда я проснулся. Просто до недавнего момента оставалась еще иллюзия, что можно все изменить. А теперь и она рассеялась.
Марк все понял. Наверное, он понял все уже давно, но все-таки надеялся… что в этой истории не будет третьим лишним. Ну что ж, надежда умирает последней. Светлая ей память.
-Он уже сказал, что уезжает?
-Да, - вместо меня ответил слушающий нас Влад.
И этим его «да» была поставлена точка в нашем с Марком разговоре. Он встал с моей кровати, привычным жестом взъерошил мои и без того взъерошенные волосы и ушел, пожелав на прощанье удачи. Я так и не понял, кто из нас был адресатом его пожелания.
-Ты злишься? – осторожный вопрос.
-Нет, - честный ответ.
Удивление в его глазах, в выражении его лица. Кажется, он боялся моей реакции на то, что он невольно посодействовал источнику моих бедствий. Да, определенно боялся…
-Но я не дам тебе… - я вспоминал его формулировку, - взять от меня все по максимуму. Я за равноправный обмен, который ты не сможешь мне обеспечить, как бы не хотел.
Наверное, мой отказ был ожидаемым. Его ответ – тоже. Я еще не успел забыть его слова о том, что, даже если я попытаюсь прогнать его, он не уйдет. Мое мнение для него ничего не значило на этот раз. И это задевало больше всего прочего. До боли.
-Я все-таки попытаюсь взять то, что хочу.
Я не стал его переубеждать. Мои слова на него не действовали – это было ясно, как божий день. Оставалось только уповать на то, что он сделает скидку на состояние моего здоровья, в чем я сам очень сильно сомневался.
-А теперь – в душ! – Влад предпочел сменить тему.
Подойдя к кровати, он подхватил меня, слабо сопротивляющегося, на руки и потащил в ванную. В какой-то момент я было подумал, что, может, стоит просто пару дней пожить настоящим, не думая о его предстоящем отъезде, взять от жизни все по максимуму, как хотел того Влад. Но за максимальное счастье придется расплачиваться максимальной горечью. Этого я не хотел.
Поэтому, когда Влад, наконец, поставил меня на ноги, я, с некоторым трудом удерживающий вертикальное положение, попытался вытолкать его из ванной. К сожалению, это не очень-то мне удалось.
-Приставать не буду, - пообещал он, закрывая дверь на щеколду.
Хотелось бы верить… Но не верилось.

Влад.

Удивительно, но, решив целиком и полностью заполучить Джина в свое единоличное владение, я стал гораздо спокойнее рядом с ним. И если раньше мне пришлось бы отводить глаза от постепенно обнажавшейся кожи, наблюдая за импровизированным стриптизом сквозь ресницы, то теперь я смотрел в открытую, легко справляясь с накатившим возбуждением. Нет, желание никуда не делось, просто оно нашло компромисс с разумом. Изящные ступни, сильные стройные ноги, узкие бедра, аппетитная задница… Джин как и был, оставался удивительно привлекательным, просто пропала необходимость вырывать у вечности секунды любования им. Теперь у меня были минуты. Невероятно много, по сравнению с имевшимся до этого.
Как ни странно, но видимого смущения парень не испытывал, несмотря на весьма неприятную для него обстановку. Он спокойно встал под струи воды, откидывая назад голову, ловя губами теплые капли… Несмотря на общую истощенность после болезни, тело Джина находилось в неплохой форме, и прозрачные узоры, непрерывно меняясь, скользили по его спине, груди, бедрам, обрисовывая мышцы. Красиво. Просто до безумия, настолько, что сердце, замерев, ухнуло куда-то в пятки.
- Ты обещал, что не будешь приставать, - кажется, Джин был несколько недоволен, когда я обнял его, притягивая к себе. Вкус его кожи, смешанной с чистой водой, оказался просто невероятным, фантастическим. Особенно на фоне недовольного сопения от такого нахального посягательства на личное пространство. Плевать. У нас осталось слишком мало времени, чтобы предаваться угрызениям совести.
- Ты же хочешь, - я пробежался пальцами от шеи Джина до его паха, накрыв ладонью полувозбужденный член. – Так почему бы и нет?
- Влад… Ты же обещал…
«Ну нет, милый, теперь тебе от меня не уйти и не избавиться. И пусть после нам будет до сумасшествия больно, но я возьму все, даже ценой собственного рассудка, даже ценой твоего душевного спокойствия».
Я не собирался трахать его в душе… просто показать, что со мной может быть просто хорошо. Без излишней страсти, без чувств на грани между болью и удовольствием, без порывистости и жесткости. Наклонить его голову вперед, под струи воды, чтобы открыть для поцелуев тонкую шейку, одновременно пальцами другой руки лаская уже полностью возбужденный ствол. Удивительно, как быстро сдался Джин, двигая бедрами с такт моей руке… Не так быстро…
- Не торопись, - он недовольно всхлипнул, стоило мне отстраниться, но тут же оказался замотанным по уши в огромное банное полотенце. Соблазнять предмет своих мечтаний – что может быть интереснее? Обнаружив себя раскинувшимся на кровати, Джин для начала попытался прикрыться, а потом вдруг как-то даже требовательно раскинул ноги, предлагая мне продолжить. О нет, я был намерен поиграть с ним, увидеть ВСЕ. Потому неспешно огладил горячие, тяжело вздымавшиеся бока, внутреннюю сторону бедер, легонько помассировал яички, сорвав с приоткрытых губ стон одобрения, а потом совершенно подло отстранился вновь и пересел в кресло у кровати. Само собой, вся одежда так и осталась лежать на полу ванной, поэтому Джин мог видеть меня целиком, как и мое возбуждение. Поиграем? – Я не собираюсь брать тебя силой, любимый. Но и по первому требованию тоже не побегу. Убеди, что ты действительно меня хочешь…
Естественно, он поддался на провокацию. Он всегда был азартен, вспыльчив, охоч до споров, потому, наверное, и пошел в спорт, чтобы иметь возможность доказывать себе и другим, что он лучший. И теперь Джин судорожно соображал, что ему делать, так и не удосужившись свести вместе ноги. Оно и к лучшему – картинка открывалась превосходная.
- Влад, я…
- Ласкай себя, покажи, чтобы ты хотел получить от меня…
Пару секунд Джин обдумывал мое предложение, а потом потянулся… накрывая себя простынью до пояса. Ну ладно, ее ведь всегда можно снять. А дальше… Я думал, что схожу с ума.
Откинутая на подушку голова, тонкая шея в свете лампы, впалый живот, по которому скользили, спуская ниже, изящные пальцы. Он прикрыл глаза, то ли смущаясь, то ли действительно представляя что-то, а в следующую секунду обхватил ладонью стоявший колом член и принялся двигать ею вверх-вниз, одновременно вскидывая навстречу бедра. Мотнул головой, очевидно, задев какую-то чувствительную точку, от чего пара прядок упала ему на глаза. Так хотелось их отвести, заглянуть вглубь янтарных омутов, сказать что-то… Но любой звук, движение, мысль казались кощунством в царящей тишине из нашего переплетенного дыхания и жара возбужденных тел.
Я не увидел, когда он опустил вторую руку себе между ягодиц, но услышал отчетливое «уф…», сорвавшееся с приоткрытых губ. Кто бы мог подумать, что он решится на такое? Но теперь мне оставалось только жалеть о накинутой на бедра простыни, которая, впрочем, понемногу сползала, открывая восхитительную картину. Жаль только, слишком медленно… И снова взгляд скользит по движущемуся в гармоничном ритме телу: тени от ресниц на щеках, дергающийся кадык, влажная впадинка между ключиц, напряженные соски, впалый живот, трогательно торчащие тазовые косточки… и двигавшаяся под тонкой тканью рука. Простыня позволяла угадать, что происходит под ее завесой. Но не увидеть, отдавая большую часть на волю фантазии.
- Влад, - раньше Джин растягивал мое имя, словно желая насладиться им, а теперь резко выдыхал его, будто пытаясь поскорее избавиться от скапливавшегося внутри напряжения.
- Джин… Джин, посмотри на меня.
Капелька властного тона, и вот взгляд цвета янтаря изумленно застыл, наблюдая за бесстыдными движениями моей руки по влажному от смазки члену, перебегая по телу от паха к глазам. И одно движение на двоих, и только дыхание, и только взгляды. Так, что расстояние стало не помехой, а верным помощником, перегоняя жаркий, пропитанный желанием, воздух от одного к другому, насыщая его ароматами из приоткрытого окна. Чертова простынь наконец-то сползла настолько, что позволяла мне разглядеть в подробностях и блестящую капельку смегмы на кончике члена Джина, и его двигавшуюся между ягодиц руку… Я кончил первым. До боли выгнувшись на кресле, но так и не оторвав глаз от любимого. А после рванулся к нему, ревниво отталкивая руку и вбирая твердый ствол в рот почти до конца. Джин сам направил меня к разработанному анусу, в который легко вошли два пальца, и двигался уже вольнее, не скованный пределами собственного тела. Быстро, жадно, до конца…
- Ты изверг, - только и смог пробормотать мой любимый, прижимаясь ко мне уже после всего.
- За то и любим…

@темы: оридж, 5/1/3, мое, Яой, соавторство

---

5/1/3 - второе продолжение...

Название: 5/1/3
Авторы:  Prokopyan &  Tyrrenian
Жанр: школьная жизнь приправленная ангстом и романтикой
Саммари: Пять лет, одна ночь и три недели.
Рейтинг: NC-17
От меня: чисто развлекательное чтиво

Джин.

Я больше никуда один не пойду. Никогда. А еще я никогда не буду заниматься компрометирующими действиями в местах, где эти действа можно удачно так заснять. И все – компромат! Никогда не думал, что это такое страшное слово…
А еще я никогда не думал, что на меня можно заснять компромат. А еще я всегда думал, что меня нечем шантажировать и не на что разводить. Оказалось – есть. Перспектива огласки неожиданно обнаружившейся у меня гомосексуальной ориентации меня не очень-то радовала. Она меня совсем не радовала!
Но куда меньше – оказывается, это возможно! – меня радовала цена, которую я должен был заплатить за уничтожение компромата. Первая часть платы была очень даже ничего – всего-то отказаться ото всяких отношений «на виду» с людьми одного со мной пола. Я как бы и не собирался свои предпочтения выставлять на всеобщее обозрение… Но вот вторая часть платы…
Именно вторую часть платы мне и предстояло отдать здесь, в неиспользуемом кабинете физики, который за три года запустения успел превратиться в своего рода кладовую. Чего здесь только не было! Старые парты, стулья, колбы, ненужные уже учебники… Кровати.
Кровать, стоящая в самом углу помещения – приличных размеров помещения, стоит отметить, - была ужасно скрипучей. Стоило мне сесть на нее, как противный, ужасно громкий скрип огласил все помещение.
Нет, все-таки этот Том оказался самым настоящим маньяком! Только маньяк способен на такой подлый шантаж! И как удачно он меня поймал по пути к Марку! Если бы я только столкнулся с ним после встречи с Марком… Всего этого можно было бы избежать. Но, увы…
-Ну, что ты на меня смотришь, как на какого-то маньяка-извращенца? Больно не будет… Наверное.
У него улыбка мазохиста. Такая… страшная. И удовлетворенная. Смотрит на меня, как кот на сметану, ходит кругами, словно изучая добычу. А у меня мурашки по коже, и сердце стучит, словно желая выбраться из клетки…
-Рубашку расстегни.
Мерзко. Потому что приходится повиноваться этим почти приказам. Поднимать налившиеся свинцом руки, расстегивать пуговицы – медленно, одну за другой. И ненавидеть себя в этот момент даже больше, чем этого чертового шантажиста.
Господи, да я ведь практически себя продал взамен на свою репутацию?! Равноправный обмен? Неет… Нет. Нет. Нет. Ведь репутация… А что – репутация? В этой школе она так важна… Но… Так уж ли она важна для меня? Не знаю…
У него сумасшедший взгляд и страшная улыбка. И противно-холодные пальцы, неприятно влажные. И пахнет от него неприятно. Сыростью какой-то и мужским дезодорантом со слишком сильным запахом…
Мерзко. Так мерзко, что чуть ли не тошнит. От самой ситуации, от запаха, от рук, от него и… да, от себя. Неужели именно так – надо? Надо? Да кому оно, на хер, надо?! Этому самовлюбленному, эгоистичному извращенцу?! Да пошел он!
Останавливаюсь, расстегнув рубашку наполовину. Замираю. Смотрю исподлобья на «любующегося» мною Тома. Мне с ним не справиться. Он выше, явно сильнее. Я разве что залягать его смогу… Да кто мне даст-то его лягать? Ля-гать… смешное слово, когда его применяешь к человеку…
Это была почти истерика. Просто сумасшедший негромкий смешок, просто так, ни с того, ни с сего. И этот смешок изменил все.
Том нахмурился, схватил меня за подбородок влажными пальцами… Я инстинктивно ударил его по запястью. За что и поплатился.
Он толкнул меня на кровать, навалился всем телом, зажал рот рукой. Я чувствовал, как он пытается одной рукой расстегнуть мой ремень. Я честно пытался сопротивляться: пинался, извивался под ним… Но он был чертовым психом, которому было буквально наплевать на боль! И он лишь негромко ругался всякий раз, когда мне удавалось его задеть.
Когда ему удалось стянуть с меня штаны до колен, я подумал, что обречен. Я подумал, что сопротивляться нет смысла, что, все, никто не поможет уже. Что сейчас меня отымеют на этой скрипучей кровати, а потом я никому не сумею доказать, что это был он… Я много всякой чуши успел понадумать за целую долю секунды после того, как он стянул мои штаны до колен, и до того, как я услышал такой знакомый голос прямо за дверью…
Укусив Тома за ладонь, я выиграл для себя ту пару секунд, которая потребовалась мне, чтобы выкрикнуть имя…
-ВЛАД!
Дверь распахнулась. Кто-то оттащил от меня Тома, ударил его, явно не один раз… Я не прислушивался к звукам их драки. Мне было глубоко наплевать на все, что происходит с Томом. Главное – что он точно больше меня не тронет. Потому что я – в который уже раз – находился в объятьях Влада. Теплых, уютных…
-Все будет хорошо, слышишь? – тихий шепот у самого уха.
-Угу…
Я честно пытался улыбнуться, но все как-то не получалось. Получалось лишь до поры до времени сдерживать слезы и прятать лицо на груди Влада, когда они все-таки вырвались на свободу.
-Господи, ну что же ты плачешь-то, чудо?
Он гладил меня по голове, обнимал, покачивал, словно стараясь усыпить. Я чувствовал себя ребенком в его объятьях. Цеплялся за его рубашку, прятал лицо на его груди… плакал, изредка всхлипывая… Сущий ребенок…
Оказалось, вторым моим спасителем был Марк. Я заметил его много позже, когда, успокоившись, решил все-таки взглянуть на то, что сделали мои спасители с шантажистом. Жуткое зрелище… Все тело в синяках, разбитая губа, кровь из, кажется, сломанного носа… Не хотел бы я оказаться на его месте…
Не хотел бы я оказаться на месте Марка в тот момент. Тогда я еще ничего не мог прочитать в его странном взгляде, обращенном на Влада, обнимающего меня. На нас с Владом. Тогда я даже не понял, почему он не подошел ко мне тоже, не начал утешать… Долго потом не понимал. Да и не думал. Я вообще старался не вспоминать тот день. Разве что, уже спустя несколько лет, - объятья Влада. Единственное светлое воспоминание того дня.

Влад.

Широкие ладони по бледной коже… Распахнувшиеся в изумлении глаза… Тонкие пальцы, с силой сжимающие смуглое плечо… Приоткрытые в беззвучном крике губы… Рассыпанные по полу прихотливой волной волосы… Так больно, так красиво, так непостижимо желанно. Фотокарточки одна за одной летели в ящик стола, раскрывая передо мной картину произошедшего месяц назад. Вот Марк прикусывает кожу на ключице моего Джина, от чего тот выгибается и тихонько вскрикивает, цепляясь пальцами за любовника. Вот на его глазах выступили капельки слез от неуместной при таком возбуждении боли, которые старшеклассник и не подумал собрать губами…. А ведь это так сладко… Быть рядом с Ним, чувствовать каждое движение тонкого тела, с восторгом принимать его еще неумелую страсть – если бы это только было возможно. Всматриваться в янтарные озера его глаз, затянутые туманом желания и страсти. Любоваться тем, как медленно и неотступно расширяются зрачки в ответ на первое проникновение, как распускается розовый бутон его губ, как судорожно дергается кадык на тонкой шейке…
Последнее фото. Самое болезненное для меня и вместе с тем – самое любимое. Джин благодарно отвечает на поцелуй Марка, по-прежнему продолжая обвивать его ногами и не выпуская из себя. Точно так я мечтал когда-то… Мой сосед не в курсе, но после истории с Томом, когда старшеклассник намял ему бока, я сохранил все фото и изредка пересматривал их, расставляя по сердцу все новые раны. Потому что это – не для меня, потому что я сам умудрился отказаться от такого близкого чуда. Потому что я никогда не решусь признаться Джину в своих чувствах.
- Влааад!!! Собирайся скорее, сейчас начнется! – в комнату, похожий на маленький локальный ураган, влетел Джин и тут же принялся тормошить меня, я же едва успел зашвырнуть в ящик стола последнее фото. Не стоило моему любимому знать, что не весь компромат уничтожен. – Давай, бегом! Одень вот эту рубашку – она тебе больше идет…
Джин суетился, принимался то стягивать с меня рубашку, то одеваться сам, в собственной суетливости не замечая, как потряхивало меня от каждого его прикосновения. Да и то дело, я все еще был слегка возбужден фото, а такая опасная близость с объектом желания… Приходилось стоять неподвижно, удерживая себя от тяги провести кончиками пальцев по щеке Джина, обрисовать удивительно нежный овал лица, зарыться в густые волосы, чтобы в следующий миг притянуть к себе для поцелуя…
- Ну вот, вылитый вампир! Хоть сейчас запускай в спальню к невинным девушкам для покусая, - очевидно, Джин все-таки умудрился помириться с Марком, который избегал нас обоих с памятного дня победы над новичком-маньяком. Хм… хоть у них все хорошо. – Пошли уже!
Меня совершенно бесцеремонно вытолкнули за дверь и потащили за руку в актовый зал, совершенно не подозревая о том, что от прикосновения теплой ладошки к моей руке у меня тихонько уезжала крыша и подкашивались ноги. «Срочно надо выпить, а то я такими темпами кончу при всем честном народе…» А в зале… Ну… В зале царил обычный праздничный беспорядок с легким налетом ожидания чуда. Как же, католическое Рождество… Правда, я православный, но кого это, по сути, когда-либо волновало? Вот и пришлось весь вечер старательно сливаться со стеной, чтобы не быть приглашенным на танец одной из наших девушек. Нет, они, конечно, милые и все такое, просто… Мне, привыкшему к профессиональным партнершам по танцу, было несколько неудобно таскать за собой по залу неуклюжие коряги в пышных юбках и украшениях. В общем, вечер проходил вполне себе плодотворно: на моем счету были несколько успешных побегов от особо настойчивых дам, три бутылки вина и пара стаканов чего-то ОЧЕНЬ крепкого. Настолько, что мозг решил больше не общаться с «этим алкоголиком» и гордо удалился в никуда. И все бы было хорошо. Если бы Джин не решил меня развеселить… пригласив на танец.
Благо, хоть какие-то намеки на разум у меня оставались, поэтому я осторожно пятился к выходу, попутно пытаясь привести нормальные аргументы против такого танца.
- Влад, что ты ломаешься, как девственница? – Джин сердито зыркал на меня из-под челки, а я вдруг ощутил, как затих недоуменно зал. Какого…
- Наконец-то, - раздался из толпы облегченный выдох, - я уже начал думать, что этот вечер пройдет без поцелуев!
- Что? – слажено, словно репетировали не один день, мы с Джином задрали головы наверх, чтобы тихонько матернуться… твою же мать…
- Твою мать, - это Джин. Я был занят – пытался не сойти с ума от происходящего. Ведь несколько часов назад я именно об этом и мечтал – поцеловать своего друга, эту эгоистичную заразу. Неужели и правда в Рождество сбываются желания?
- Эй! Целуйтесь уже! – публика требовала хлеба и зрелищ, в то время как главные действующие герои пытались переместиться в пространстве так, чтобы роковая омела оказалась в стороне.
- ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУЙ!
- Ой, блин… - мне хотелось спрятаться куда-нибудь. Лишь бы не видеть его глаз, лишь бы не чувствовать на себе обжигающий даже сквозь рубашку взгляд. «Если бы ты только знал…»
- Да ладно, давай быстренько поцелуемся и разойдемся, - в конце-концов махнул рукой на принципы Джин, совершенно не подозревая о том, что «быстренько» получиться просто не могло.
- Я не буду тебя целовать…
- Влаааад…
- Нет.
- Ну солнышко, ну один маааленький поцелуйчик!
- Нет!
- Влад?
- НЕТ!
Блин. Я все-таки не удержался. И плевать, что вокруг стояла толпа из однокашников, что спирт в моей крови превышал все допустимые нормы, что преподаватели явно неодобрительно отнеслись к моему поступку… я целовал Джина и пьянел от ощущения его мягких губ с каждой секундой все больше. Хрупкое, ломкое тело в моих объятиях, сжавшиеся на предплечьях тонкие пальчики, сладость удивительно холодной кожи… Замутненное сознание едва не отбросило коньки, когда Джин неожиданно подался вперед, раскрывая губы мне навстречу, отвечая на поцелуй. «Главное – не съехать с катушек и не завалить его прямо здесь», - вернувшийся неожиданно мозг просто вопил где-то на грани реальности, но за завесой алкоголя и страсти его голос был почти не слышен. Потому что под руками плавилось и отзывалось на каждое прикосновение тело любимого, потому что с его губ раз за разом слетали тихие стоны, а язычок вытворял совершенно невероятные вещи… Невероятно… Потрясающе… Совершенно…
Я было, забывшись, скользнул ладонями ему под рубашку, но в следующий миг Джин вырвался из моих объятий и испуганно попятился к выходу, как я пару минут назад.
- Джин?
Он сорвался с места, стоило мне сделать шаг вперед. Сорвался, словно испуганная лань, и помчался куда-то прочь, неожиданно ловко миновав плотную толпу восторженных однокашников.
- Это было горячо! – попытался удержать меня один из одноклассников, но получил болезненный тычок под ребра и предпочел отвалить. Я же рванул на всех парах в нашу с Джином комнату.
«Нельзя. Невозможно позволить себе потерять его сейчас. Когда осталось так мало времени, чтобы побыть вместе, когда он ОТВЕТИЛ мне на поцелуй!»
- Уйди! – Джин зарылся с головой под одеяло, словно маленький мальчик, и активно лягался, стоило мне попытаться коснуться его.
- Джин…
- Убирайся!
- Прости меня, пожалуйста.
- Я не слышу!
- Я сам не знаю, как это получилось, пойми…
- Я. Не. Слышу!
- Просто все произошло слишком неожиданно. Просто это оказалось слишком потрясающе, а я – слишком пьян, чтобы отказаться. Джин… Все эти годы, каждый день, каждый час, каждую минуту, я стремился быть рядом только с одним человеком. Старался отдавать ему всего себя, не требуя ничего взамен… Я видел в его глазах гораздо больше, чем просто целый мир – я видел в них мириады созвездий и первозданные силы природы. И если бы у меня была хотя бы крохотная надежда стать ему хотя бы просто любовником… я бы не задумываясь пошел на это, - Джин как-то подозрительно затих в своем укрытии, что позволило мне потихоньку стянуть с него одеяло, открыв взгляду встрепанный затылок и узкую спинку со слегка задравшей рубашкой. А потом он перевернулся на спину, и я от одного только вида его заплаканного лица готов был убить любого, посягнувшего на МОЕГО парня. Полные слез глаза, раскрасневшиеся щеки… припухшие от недавнего поцелуя губы… - И сейчас ты поцеловал меня. ответил, вполне ясно дал понять, что я тебе не безразличен… Джин, возможно, я завтра прокляну себя за это, но… Прости…
Господи! Как просто оказалось склониться к его губам, утягивая его в новый поцелуй, как играючи мои руки проникли под его рубашку, поглаживая горячую грудь. Пусть завтра он навсегда отвернется от меня… сейчас было важным лишь настоящее и его требовательный стон мне в рот.

Джин.

Поцелуй под омелой. Самое романтичное, что может случиться с вами в рождественскую ночь. Мечта каждой девушки – завести своего молодого человека под омелу, поцеловать его. Романтика! Никогда не думал, что поцелуй под омелой может быть таким… искренним?
Он поцеловал меня. И, хотя я сам уговаривал его сделать это, поцелуй был неожиданным. Я ведь рассчитывал на простой чмок – ничего больше, а тут… Он целовал, словно против воли, одновременно пытаясь оторваться от меня и впиться в мои губы еще сильнее. Он целовал, я отвечал на поцелуй, и это все казалось таким правильным… Необыкновенно.
И в тоже время – страшно. Страшно было обнаружить в себе это… это желание, желание целовать того, кто всю жизнь был всего лишь другом, который всегда рядом, всегда поможет…. Страшно было целоваться на глазах у всех. Страшно было осознавать, что этот поцелуй, скорее всего, изменит наши с ним отношения,… а я ведь не хотел потерять друга.
Ощущение его пальцев под моей рубашкой заставило меня вздрогнуть. Вздрогнуть, осознать все происходящее неожиданно ярко и, наконец, испугаться. Сорваться с места, бежать, сломя голову, туда,… где он нашел меня спустя всего несколько минут.
За эти несколько минут я только и успел, что рухнуть на кровать и накрыться с головой одеялом. А потом дверь комнаты распахнулась.
- Уйди!
Это было тяжело – одновременно отталкивать его руки, лягаться, и удерживать одеяло на своей голове.
-Джин…
-Убирайся!
Это было тяжело – отталкивать его, когда на самом деле хотелось оказаться в его крепких объятьях.
- Прости меня, пожалуйста.
- Я не слышу!
Это было тяжело – скрывать дрожь в голосе.
- Я сам не знаю, как это получилось, пойми…
- Я. Не. Слышу!
Это было тяжело – сдерживать слезы.
- Просто все произошло слишком неожиданно. Просто это оказалось слишком потрясающе, а я – слишком пьян, чтобы отказаться. Джин…
Потрясающе… Он сказал, что «это оказалось слишком потрясающе». И силы сопротивляться разом покинули тело. И слезы потекли по щекам, и быстро намокла подушка, и дрожь пробежала по телу, и сердце невольно сжалось… Чувства такие же, как их описывают в любовных романах. А говорили, что там – ложь…
Влад говорил долго. Он говорил такие потрясающие вещи… Я просто не мог поверить. Я не мог поверить, что это происходит со мной, что именно мне сейчас чуть ли не объясняются в любви, что я был таким идиотом, что не замечал его чувств уже – сколько? Пять? – лет…
Он стянул с меня одеяло. Я практически ощутил его взгляд на моей спине. На обнаженной из-за задравшейся рубашки кожи… Я хотел увидеть его. Этот взгляд, Влада… Я хотел узнать, что он будет делать дальше… Чертово любопытство.
- И сейчас ты поцеловал меня. ответил, вполне ясно дал понять, что я тебе не безразличен… Джин, возможно, я завтра прокляну себя за это, но… Прости…
Он склонился надо мной, его губы осторожно коснулись моих губ, словно спрашивая разрешения, которое я бы ни за что не дал, если бы… если бы оно действительно ему требовалось.
Как быстро я сдался! Позволил целовать себя, позволил проникнуть прохладными пальцами под рубашку… Не сдержался. Простонал что-то ему в губы, зарылся пальцами в мягкие волосы на затылке, притянул ближе, заставляя практически упасть на меня…
Оттолкнув от себя одеяло, я обвил ногами его бедра, заставляя низкий стон сорваться с его губ. И этот стон… наверное, это было лучшее, что я когда-либо слышал. Низкий, гортанный, прямо в губы…
Он, кажется, с трудом оторвался от моих губ. И тут же принялся целовать шею, покусывать, затягивать, оставляя засос. Мне было плевать. Плевать, что школьной формой будет невозможно скрыть следов на коже. Плевать, что подумают остальные, увидев их. В тот момент меня не волновало ничто, кроме этих ощущений… чужие губы на моей шее, прохладные пальцы, скользящие по груди, нечто твердое, упирающееся мне в живот…
Кажется, он пытался расстегнуть пуговицы рубашки. Но не выдержал этого долгого действа. И была порвана ткань, и пуговицы рассыпались по полу. И чужие губы коснулись моей груди. И языком скользнул Влад от ключицы до пупка. Вобрал в рот сосок, прикусывал, посасывал… Господи, что он только не делал! Это было какое-то сумасшествие. Совершенно несовместимые вещи вдруг совместились. Я и он, наша, почти животная, страсть, желание, и целое море нежности, исходящей от моего…
Когда он вошел в меня пальцами, это оказалось совсем не больно. Это оказалось слишком медленно, слишком возбуждающе. До тумана в глазах, до полного помутнения рассудка, до того, что я начал сам насаживаться на эти пальцы и, не получая удовлетворения, просить большего.
-Пожалуйста… - неожиданно громкий шепот. – Влад… Не могу больше…
Слова… Слова, так часто произносимые мной по отношению к Владу, сейчас приняли такой неожиданный оттенок. Никогда не думал о том, как много значат эти чертовы интонации…
Слова… Он словно не слышал моих слов. Продолжал медленно ласкать, растягивать, упрямо избегая простаты…
-Влад… Ну пожалуйста!
Голос принимает хнычущие интонации. Должно быть стыдно, но сейчас, рядом с ним… плевать. Ведь это же он, каким он меня только не видел… Хотя таким, да, не видел.
Совсем не больно. Но по-прежнему слишком медленно, слишком осторожно. Недостаточно.
-Быстрее… - бесстыдный шепот, невероятная жажда большего.
И шире раздвигаю ноги, приглашающее. И взгляд, наверное, такой умоляющий, просящий… Никто бы не выдержал. И он… не выдерживает.
Резким толчком он входит в меня до конца. Такое потрясающее чувство наполненности. Но этого мало, мало! И, пока он не двигается, я начинаю двигаться сам, желая ощутить то ни с чем не сравнимое удовольствие, когда…
У него, наверное, окончательно сносит крышу. Его руки везде, где только можно. На спине, на груди, на бедрах… Он целует меня, страстно впивается в губы, до боли. Двигается быстрыми, резкими толчками, каждый раз задевая простату, заставляя выгибаться под ним, стонать, почти выкрикивать его имя. Цепляюсь за его плечи, царапаю… плевать. Плевать на все, лишь бы это сумасшедшее движение не кончалось, лишь бы оно длилось вечно…
Но ничто вечно не длиться. Мы доходим до точки. Одновременно. Чувствуя приближение оргазма, он пытается выйти из меня, но я не даю. Обнимаю ногами за бедра – снова. Я хочу ощутить, каково это…
-Влад!
Резкий толчок. По телу пробегает дрожь. Рассудок куда-то исчезает, и я ощущаю лишь ни с чем не сравнимое удовольствие. Удовольствие от того, что он – внутри меня, что он кончает в меня, что мое имя он шепчет в экстазе…
Чуть позже он выйдет из меня. Попытается уйти, одеться – господи, я даже не заметил, когда мы успели раздеться! – но я не дам. Прильну к нему всем телом, обниму, уткнусь носом в шею, вдыхая его запах… Не отпущу никуда. Никогда. Ни за что.
-Влад… - едва слышный шепот.
-Что?
Молчу. Так сложно сказать. Так сложно поверить, понять…
И – одними губами, чтобы он не услышал:
-Я тебя люблю.
Никогда не думал, что первым человеком, кому я захочу это сказать, окажется Влад. Никогда не думал, что я не смогу сказать этого вслух…

Влад.

Забавно. Я убегал. Убегал так, что пятки сверкали, от возможности быть рядом с любимым и дорогим мне человеком. На моих губах все чаще стала появляться ироничная улыбка, все реже я смотрел собеседнику в глаза, окончательно абстрагировался от однокашников и привычных подростковых развлечений. Теперь – тренировки, учеба, тренировки… Зато отец остался доволен. Хоть что-то хорошее.
Но за эти три с половиной месяцев ни один человек не заметил, насколько мне было тяжело. Тяжело уйти от тесно прижавшегося во сне Джина поутру, не коснуться его, не оставить даже записки с объяснениями. Тяжело врать и изворачиваться, чтобы выбить себе отдельную комнату без всяких соседей, но в итоге короткий звонок отцу решил все вопросы. Несколько недель я втихомолку перетаскивал из старой комнаты свои вещи, тщательно избегая встреч с Джином и невольно вздрагивая при каждом взгляде на его кровать. И все время игнорировать его взгляды, просьбы, прикосновения… Тому, что я сделал рождественской ночью с моим другом, не было прощения. Даже если он сам хотел этого, даже если он стонал и извивался в моих объятиях от удовольствия. Но Джин не любил… А значит, не принадлежал мне и секунды проведенного вместе времени.
Бывший сосед несколько раз пытался отловить меня в коридорах школы, объясниться, возможно, помириться, но… Но после той ночи я просто не мог спокойно находиться с ним в одном помещении больше десяти секунд. До темноты в глазах хотелось поцеловать его, прижать к себе, вспомнить вкус кожи на языке, вновь услышать стоны и почувствовать ответные ласки. Я не смог бы услышать «прощаю тебя».
Да и у Марка дела шли не шатко, ни валко. Я угробил полтора месяца, чтобы убедить его в необходимости отношений с Джином для всех троих, но… Видимо, что-то той ночью произошло не то, что-то я сделал не так, и теперь Джин старался держаться вообще от всех подальше. И слава богу. Иначе ему было бы проще получить информацию о моем местонахождении. Весть о том, что один из лучших учеников круглосуточно торчит в библиотеке, пронеслась над школой подобно легкому бризу. Кто-то приходил просить о помощи, кто-то – просто поздороваться… А я окопался в учебниках с целью досрочно сдать все экзамены и покинуть сие заведение навечно. Потому что даже в классе, сидя к Джину спиной, мне становилось все сложнее сдерживать себя.
Итак, моя жизнь превратилась из существования, наполненного Джином и его тревогами, в существование, наполненное бегством от себя. Потому что нельзя. Потому что нельзя было позволять себе ни того поцелуя, ни случившегося позже. Потому что у нас слишком разные цели. Его будущее – карьера футболиста. Только на поле он свободен, только там он становился сам собой. передо мной же раскрывалась во всей красе красота и тонкость мира нанотехнологий. Сложный, непознанный, требующий всех жизненных сил и знаний, он позволял мне отвлечься от недобрых мыслей и переживаний. И как я не смог бы работать, терзая ревностью к другим, когда команда выезжала бы на матчи, так и Джину было бы сложно мотаться туда-сюда ради меня. Так что едва Токийский университет прислал подтверждение о приеме меня на учебу, я тут же схватился за книги. Нельзя было упускать такую возможность свалить из страны. Подальше от прошлого, от своей гребанной любви, от… Джина. Хотя с ним-то и не хотелось расставаться.
- Влад, может, хватит прятаться от меня? – предмет моих метаний обманчиво расслабленно облокотился о стеллаж неподалеку и всем своим видом демонстрировал готовность привязать меня к стулу, угрожать всеми видами оружия, но все же добиться нормального разговора. А я едва удержался, чтобы не рвануться к нему с объятиями. Что же, лучше все выяснить сейчас.
- Ты прав… - главное, не смотреть ему в глаза, чтобы не выдать своих желаний, чтобы не спугнуть… - Я должен извиниться за произошедшее. Не то, чтобы я жалею об этом, но… Но причинив тебе вред, я разрушил только себя. Так что… Прости меня, если сможешь.
Джин молчал ОЧЕНЬ долго. Я даже грешным делом подумал, что он ушел после моих слов, но нет. Все также опираясь плечом о стеллаж, мой бывший сосед злобно щурил глаза и шипел сквозь плотно сомкнутые губы:
- Ты совсем тупой???

@темы: оридж, 5/1/3, мое, Яой, соавторство

---

5/1/3 - продолжение

Название: 5/1/3
Авторы:  Prokopyan &  Tyrrenian
Жанр: школьная жизнь приправленная ангстом и романтикой
Саммари: Пять лет, одна ночь и три недели.
Рейтинг: NC-17
От меня: чисто развлекательное чтиво


Джин.

Осень пролетела неожиданно быстро. Казалось, совсем недавно еще было тепло, совсем недавно тротуар был украшен золотыми листьями. А еще шли дожди. И лужи, лужи… По ним так приятно ходить. Топать. Чтобы брызги во все стороны. И укоризненные взгляды прохожих…
Сегодня выпал первый снег. Совсем немного. Лишь тонкой пеленой прикрыло землю. И, на этой пелене, - следы прохожих. Самые разномастные. От каблуков, от бутс, ботинок, кроссовок… Что только не носят, оказывается, ученицы и ученики нашей школы! И, да, учителя. Как я мог забыть о них?
А ее сегодня – суббота. И можно спать до обеда. Что я с успехом и проделал. Уже, между прочим, час дня, а я все еще толком не проснулся. Стою у окна в одних пижамных штанах, любуюсь следами на снегу. Они такие… разномастные.
Хотя со второго этажа их особо и не разглядишь…
-Ты, что, только что встал?!
Я вижу в стекле отражение вернувшегося зачем-то в комнату Влада. Невысокий, но все-таки выше меня. И плечи широкие, как и у всех гимнастов… еще у него волосы цвета кофе с молоком и странные, с красным отсветом, карие глаза… И кожа тонкая. Его один раз кот поцарапал… совсем слегка, коснулся когтем кожи… И сразу – кровь. Тяжело ему с такой кожей, наверное…
Повернуться к нему лицом, улыбнуться, приветствуя. И ответить на вопрос, сладко потягиваясь:
-Ага.
Зевнуть, протереть в очередной раз глаза, и прошлепать в ванную, на ходу интересуясь:
-А ты, что, тренировался? Или опять в библиотеке сидел?
Его ответ заглушается шумом воды в ванной. Приходится уменьшить напор, попросить повторить. И услышать, наконец, ответ:
-В библиотеке.
-Слушай, иди сюда. А то умываться одному так скучно, - усмехаюсь.
Он входит, останавливается у самой двери, прислонившись плечом к стене. Смотрит. Странно, но я не чувствую себя неуютно под его внимательным взглядом, хотя обычно такое внимание вызывает неловкость. Влад мне стал почти как брат, как родной. В последнее время я стал замечать, что позволяю ему много больше, чем другим. Наверное, он единственный мой близкий друг.
С чего это такие размышления с утра пораньше? Отгоняю непрошеные мысли прочь. И спрашиваю, перед тем как сунуть зубную щетку в рот:
-А зачем в библиотеку ходил?
Вообще-то его ответ предсказуем и легко угадываем. Конечно же, он ходил ради своей обожаемой физики, нанотехнологий. И зачем он каждую субботу ходит в библиотеку, чтобы читать о них? Мне кажется, что он уже знает обо всех этих нанотехнологиях все. Ну, ладно, не все… Но примерно столько же, сколько и все эти хваленые ученые.
-Нет, ну а зачем, по-твоему, ходят в библиотеку?!
Оп-па, а это уже что-то новенькое. Давно я не слышал в его голосе раздраженных ноток…
-Читают, - пробубнил я с полным ртом и, прополоскав рот, повторил: Читают. Слушай, а что это ты такой раздраженный? Что-то случилось?
Морщится. Выходит, я угадал? Выходит, случилось что-то, причем довольно-таки серьезное, судя по паршивому настроению Влада. А я как-то даже… не знаю, как сказать… забыл, что ли?... не важно… Я как-то упустил из виду, что у него тоже могут быть неприятности.
А он все не отвечал… Молчал, глядя куда-то поверх моей макушки. Это бесило… и заставляло беспокоиться одновременно.
-Влад?
-Да… отец опять звонил. Пытался устроить мою личную жизнь и карьеру.
Ах, вот в чем дело… Его отец звонил. Нет, вы не подумайте, отношения у них хорошие… Просто Влад жаждет независимости, а его родители упорно отказываются это понимать, отказываются, так сказать, отпускать его во взрослую жизнь. Как хорошо, что мои меня туда уже отпустили.
-Ясно, - да, я не умею утешать.
Но утешения Владу и не требовались. Он никогда не любил, чтобы его жалели.
Не знаю, как бы продолжился наш разговор, но в дверь постучали. Влад пошел открывать, я, ополоснув лицо, последовал за ним.
Неожиданным послеобеденным гостем оказался Марк – да-да, тот самый Марк Томпсон, капитан футбольной команды школы, которой мы, кстати, проиграли. Томпсон оказался невероятно хорошим стратегом, чтоб его…
-Привет, - он улыбнулся мне во все свои тридцать два зуба.
И чего он тут забыл?!
Я чуть не сказал это вслух, но все-таки сдержался. Натянуто улыбнулся, ответил «приветом» и вопросительно посмотрел на нежданного гостя, улыбающегося подозрительно радостно.
-Так ты забыл! Я, впрочем, так и думал. Мы же собирались устроить сегодня дружеский матч, помнишь?
Черт! Нет, ну как я мог забыть?! Старый склерозник! Память у меня девичья, чтоб меня…
Кивнув в ответ на слова Томпсона, я бросился переодеваться. Сам себе удивляюсь, но переодеваться я почему-то решил в ванной, хотя, казалось бы, кого стесняться? Все уже все видели,… ибо у самих все то же!
Они о чем-то негромко переговаривались, пока я влезал в спортивную форму. Слов было не разобрать, но, судя по голосам, говорил в большей степени Марк. И чего это он там разглагольствовал?
Любопытство взяло свое. Я аккуратно приоткрыл дверь, прислушался. Но услышал лишь конец фразы:
-…достанется мне.
Интересно, что это ему достанется? Кубок какой-нибудь? Хотя… причем тут кубок – Влад ведь не футболист… Не в теме он, если можно так выразиться. Блин, надо было раньше дверь открыть! Может, разобрался бы, что к чему… А так… Еще хуже стало. Еще любопытней…
-А подслушивать, между прочим, нехорошо, - Томпсон заметил меня, подглядывающего под дверью.
Густо покраснев, я потупил взгляд – смущенная девица прошлого столетья! – и вошел в комнату, стараясь не смотреть в глаза рассекретившему меня парню. Прошел мимо него, остановился у самой двери:
-Ну, ты идешь? Или теперь мне тебя ждать придется?
-Не придется, сладкий, - я прямо по голосу слышал, как он ухмыляется!
«Сладкий»?! Ну что за черт?! Почему все парни так и стараются назвать меня этим приторно-слащавым эпитетом?! Бесит же!
Этот еще и руку на плечо положил. А рука, между прочим, не такая уж и легкая. Чертов самовлюбленный эгоист с явной манией величия! Прицепился же… Ну что ко мне все парни цепляются? На зависть девчонкам, блин…
Его руку со своего плеча я стряхнул только в коридоре. И даже пальчиком пригрозил (как же это, наверное, глупо выглядело со стороны!):
-Не. Смей. Меня. Трогать.
-Ой-ой, какие мы страшные!
Эта скотина щелкнула меня по носу! А я вел себя как ребенок… чуть не набросился на него с кулаками, несмотря на явные его преимущества. Нет, ну не дурак ли?
Он перехватил мою руку, вцепился в запястье стальной хваткой: вроде бы и не больно, но ведь и не вырвешься же! – и, по-прежнему улыбаясь, заметил:
-Вот не надо рукоприкладства! За это тебя по головке не погладят…
Ну, что ж, он был совершенно прав. В этой школе драк не любили. Строгие правила как бы.
Пришлось поспешно брать себя в руки, затаптывать в душе замашки дворового мальчишки и, засунув руки в карманы спортивных штанов, плестись в спортзал, куда – впервые в жизни! – идти совершенно не хотелось.

Влад

- Ты для него всего лишь друг. Джин достанется мне… - тяжело смотреть вот так, снизу вверх. Тяжело, но приходиться. Равно как и признавать свое поражение, на которое обрек себя сам. Стоило Марку, кинув мне на прощание взгляд победителя, хлопнуть дверью, я сполз по стене, глотая непрошенные слезы. Нет, все верно. Мы с Джином совершенно не созданы друг для друга, несмотря на мои чувства к нему, а значит… Значит не стоило и пытаться стать ему кем-то большим. И пусть мне плохо, тяжело, до одури больно, но я не могу позволить даже любимому человеку разрушить собственное будущее. Наверное, это эгоизм. Наверное, я – самая жуткая сволочь, когда-либо рождавшаяся на земле, но сейчас мне хотелось думать только об удовлетворении своих желаний.
Сдернуть покрывало с кровати Джина, зарыться носом в пахнущие им простыни и дышать, впитывать в себя этот запах, иллюзорное тепло его тела, тихое дыхание. Следом за фантазиями пришло возбуждение, изменив их твердой рукой. Теперь я был в кровати не один. Пробегался пальцами по чувствительной коже ребер (я помнил, как Джин отреагировал однажды на мое случайное прикосновение), целовал мягкие губы, дышал его теплом и желанием, чувствуя, как он прижался ко мне бедрами, выдавая свое возбуждение. Краешек простыни как-то оказался под задравшейся рубашкой, слегка царапнув кожу живота, и заставил меня со стоном выгнуться, запрокидывая назад голову в тщетной попытке сдержать стон. Как хорошо, что я один…
Хорошо, что можно ласкать себя в облаке ароматов Джина, предаваться своим фантазиям без страха быть раскрытым, на секунду поверить в реальность своих грез… Быстродействие микросхемы измеряется в наносекундах… Как много времени мы тратим на всякие глупости! Как бы мне хотелось перейти в другой пласт течения времени, чтобы эти мгновения длились бесконечно…
Скользнувшие по телу узкие ладони, тепло его губ на моей коже, быстрые поцелуи-укусы от мочки уха до паха, и ловкий язычок, творящий безумства. Если бы мне было дозволено, я был бы готов отдаться ему, но…
Команда Джина проигрывала старшеклассникам с разгромным счетом несмотря на попытки капитана противников помочь малышне. Отвратительная тактика, никакой слаженности действий, абсолютно несерьезное отношение к игре… Поэтому-то я и не любил футбол: слишком многое зависит в нем от действий других. Куда как лучше вспарывать воздух в одиночном полете, даже если за все ошибки отвечать приходится тебе.
- Влад? – кажется, Джин сильно расстроился из-за проигрыша. Вон и пламя азарта в глазах поутихло, и даже вымученная улыбка только портила его. Я не должен был приходить, но так надо.
Сняв первое напряжение, я долго смотрел в окно, борясь с желанием закурить. Сигареты всегда лежали в ящике стола Джина, он иногда любил посидеть на подоконнике, пуская в темноту колечки дыма… А я не взял. Не из-за того, что так уж заботился о своем здоровье, просто не хотел отвлекаться от принятия решения. За окном начинался снегопад.
Джин всегда любил осень с ее золотыми листьями, лужами под ногами, свинцом туч, изредка прорывающемся на людские головы дождем… А я любил Джина. И никогда не уставал любоваться сменой сезонов. Как рассыпается ковром жухлая листва, как шуршит она свои песни под ногами прохожих… Скованные первым ночным морозом лужи поутру, хлещущий по лицу ветер… первый снег, что тает, едва касаясь еще теплой земли… Зима, весна, лето, осень. Все они прекрасны до безумия в своем совершенстве и непостоянстве. Но никто из них не сравнится с Джином…
А за окном начинался снегопад. Тот, который продлится пару дней и укроет плотным покрывалом землю, отсекая осень от зимы. Что она принесет с собой? Как всегда: холод, искристые кристаллы льда, ожидание Рождества… и жажду весенней капели. Так должно быть, и так будет. Круговорот природы незыблем, а значит, и моей жизни нужно подчиниться ему. Сделать не то, что хочется, а то, что будет правильно…
Поэтому я стоял в спортивном зале школы перед самым любимым мне человеком, чтобы сказать ему:
- Все будет хорошо. Правда… - конечно, он не поверил. Попытался взглядом добиться от меня чего-то более существенного, чем пустые слова, но… я уже увидел свою цель. Прости, милый, так будет лучше для тебя. – Марк!
Старшеклассник и так явно двигался в нашу сторону, поэтому он только ускорил шаг, услышав мой оклик, и насмешливо улыбнулся, останавливаясь рядом:
- Надо же, кто почтил нас своим присутствием… И чего же вам надо?
- Я… - черт, ну почему Джин не мог просто убраться в раздевалку к парням? – Я хотел поздравить тебя с победой и… поговорить. Наедине.
Мда… такого они оба не ожидали. И смотрели на меня изумленно-обижено. Джин-то понятно почему, а вот с Марком что?
- Ну что же… пошли в тренерскую.
И мы пошли. Оставив моего друга растерянно смотреть нам вслед. «Если бы ты знал…»
- Итак, - старшеклассник оперся бедром о стол и демонстративно скрестил руки на груди. – о чем ты хотел поговорить?
- Рассказать, - поправил я парня и. дождавшись знака, что он внимательно меня слушает, продолжил. – О том, что Джин любит осень. Не за воспоминания о лете, а за возможность прогуляться по лужам… И мне потом приходится лечить его от простуды. Он до безумия любит мандарины и готов их есть килограммами, но ненавидит апельсины, хотя я не вижу принципиальной разницы. Джин готов положить свою жизнь, чтобы стать профессиональным футболистом и не считает себя красивым… А еще у него родинка между лопаток и…
- Зачем мне это знать?
- Ты же сказал, что хочешь его. Значит, тебе понадобятся средства… - спустя мгновение я оказался притиснутым к стене, а Марк недоверчиво искал моих глазах следы лжи.
- Тебе с этого какой прок?
- Просто я хочу, чтобы он был счастлив…
- Кто? – в приоткрытую дверь всунулась голова удивленного Джина. Блин…

Джин.

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Чтобы Влад ходил секретничать с каким-то там Марком… И от кого секреты?! ОТ МЕНЯ! У Влада, оказывается, могут быть от меня какие-то секреты…
Честно борясь с любопытством, я прошелся по периметру спортзала, иногда останавливаясь и честно пытаясь поднять «боевой дух» остальным игрокам. Но с моей кислой миной это удавалось не очень, а потому я вскоре перестал доставать бедных футболистов и отправился в тренерскую – туда, куда, по моим расчетом, ушли Влад с Марком.
Мои расчеты, слава богу, оказались верными. Они негромко переговаривались о чем-то. А дверь была так удачно приоткрыта… В общем, я снова не удержался. Везет мне в последнее время на подслушивание их разговоров…
-Тебе с этого какой прок?
-Просто я хочу, чтобы он был счастлив…
Боясь, что меня и в этот раз раскроют, я решил не подслушивать долго. Потому и заглянул в помещение, спрашивая заинтересованно:
-Кто?
Мне действительно было интересно, о ком они разговаривают. Да что они вообще делить-то могут?! Они, между прочим, с самого начала знакомства восприняли друг друга в штыки. Так смотрели друг на друга… исподлобья. А тут вдруг как-то неожиданно помирились, начали кого-то делить, а теперь еще и желает этому кому-то счастья…
Марк стоял ближе к двери, и я, войдя, оказался стоящим к нему практический вплотную. Посему ему оказалось очень легко приобнять меня за плечи, прижать к себе в легком объятии и, усмехнувшись, ответить на вопрос:
-Ты, конечно. Мы же тебя любим… по-дружески, - запрокинув голову назад, я посмотрел ему в глаза. Хитрый взгляд его не предвещал ничего хорошего… - И не только по-дружески…
Его рука с моего плеча переместилась на талию, пальцы забрались под футболку, погладили живот… Щекотно… Дернувшись, я вырвался из его мягкого объятия и встал рядом с Владом, неожиданно спокойно наблюдавшим за всеми этими… приставаниями. Только не говорите мне, что они сейчас делили меня… И Влад дал свое августейшее благословение на наши «отношения»? Куда катится мир…
-Я же, кажется, уже говорил тебе,… чтобы ты даже не думал прикасаться ко мне?
В ответ – только усмешка. Очередная. Чертов самодовольный чеширский кот!
-А я и не думаю… - шаг ко мне, - я беру и… - еще шаг.
Он провел пальцами по моей щеке – я вздрогнул, но даже и не подумал о том, чтобы отойти, - взял меня за подбородок, заставляя запрокинуть назад голову, посмотреть снизу вверх в его светло-карие глаза…
Дверь тренерской захлопнулась, возвещая о том, что Влад решил оставить нас одних. Жаль… Если бы он оставался здесь, я был бы уверен, что этот… извращенец не будет слишком уж активно приставать, а теперь…
У него оказались неожиданно мягкие губы. Губы, с привкусом мяты, не особо мною любимым.
Поцелуй получился неожиданно нежным и осторожным. Мне было позволено оттолкнуть его в любой момент, но… я, почему-то, не оттолкнул. Не ответил, да, но и не оттолкнул.
А потом дверь тренерской распахнулась – я буквально отскочил от Марка, и тут же густо покраснел. На пороге стоял… Том. Тот самый парнишка, смотрящий на меня как кот на сметану. Извращенец чертов…
-Тебе что-то нужно? – спокойно поинтересовался Томпсон, словно бы и не был практически застукан за поцелуем со мной.
-Да нет, - брюнет пожал плечами, - просто там Джина все обыскались…
-Я… - я попытался было вставить в их диалог хоть слово, но моя жалкая попытка не была замечена.
-Он скоро придет. И чем быстрее ты покинешь тренерскую, тем быстрее это случится.
Том только кивнул в ответ на его слова и вышел из комнаты. Но все-таки посмотрел на меня своим странным, невыносимым, голодным взглядом… И интуиция завопила о том, что с этим мальчишкой надо что-то делать, иначе проблем не оберешься… Но одновременно с интуицией заговорил Марк. И почему-то слушать я стал именно его.
-Тебя смущает этот парнишка, не так ли?
Я нахмурился, словно бы не понимая, о чем он говорит. На самом деле понимал, конечно. Конечно, Марк не мог не заметить эти чертовы взгляды, мучавшие меня с начала учебного года. Ну и, естественно, он сделал свои выводы, правильные, как мне кажется.
Не дождавшись моего ответа, капитан продолжил:
-Знаешь, почему к тебе так тянутся парни, но на тебя практически не смотрят девчонки?
Я хотел было сказать, что он не прав – девчонки на меня очень даже смотрят. Вот, например, та, что конфеты под дверь таскает со своими дурацкими валентинками. Она еще на каждый матч приходит, и пытается ко мне подойти – утешить ли, или поздравить с победой – не важно. Мне все как-то удается от нее удирать…
Но вопрос, видно, был риторический, потому как, стоило мне открыть рот, как Марк тут же продолжил свой проникновенный монолог.
-Потому что тебя хочется трахать. Ты даже не представляешь, как. Хочется, чтобы ты отвечал на поцелуи, стонал, краснел, слушая, что хочется с тобой сделать вот прямо сейчас, в этот самый момент…
-Заткнись!
Я пулей выскочил из тренерской, налетел на стоящего под дверью – я даже не задумался о том, что он мог там делать – Тома, вбежал в холл... И там, под взглядами любопытствующих учеников и учениц, замер, перевел дыхание. Чтобы уже спокойно подняться по лестнице на второй этаж.
Влад был в нашей комнате. Сидел за компьютером, писал какой-то там реферат. По физике, скорее всего. Остальные рефераты он скачивает из интернета, лишь слегка изменяя их текст.
Он даже не обернулся, когда я вошел. Все так же сидел и набирал этот свой скучный текст…
-Почему ты ушел?
Он не ответил. И только тот факт, что его пальцы перестали стучать по клавиатуре, доказывал, что он услышал.
-Почему ты ушел?! – я повысил тон.
Но он молчал. Черт, да что же здесь происходит-то?!
Злой донельзя, я прошел в ванную. Стянул с себя футболку, кинул в корзину для грязного белья. И замер, глядя на свое отражение в зеркале.
Черт, ну что во мне такого?! Обыкновенный ведь худой коротышка! И почему им всем хочется меня…
-Что он сделал?
Голос Влада заставил меня вздрогнуть. Он стоял в дверях в ванной и глядел на меня совершенно ничего не выражающим взглядом. Но его голос… все-таки дрогнул, когда он спрашивал. Что, не так-то легко отделаться от привычки меня опекать?
-А тебе-то какое дело? – пробормотал я, отвернувшись от него, уставившись невидящим взором в зеркало. – Ты же меня ему отдал, как чертово переходящее знамя.
-Что он тебе наговорил?!
Достал. Ну зачем же так орать. Сам же решил от меня отделаться. Счастья он мне желает… А у меня спросить было сложно?!
Я все-таки посмотрел на него. Я все-таки ответил.
-Что меня хочется трахать. А теперь отъебись от меня, будь добр.
Он вышел из ванной. Но из комнаты не ушел. Сначала… сначала ужасно хотелось выпереть его в коридор или куда подальше. Побыть одному. Но… знаете, оказывается, я успел так к нему привыкнуть…
Выйдя, наконец, из ванной (спустя примерно двадцать минут), я подошел к Владу, сидящему с книгой на кровати. Сел рядом, забрал книгу из его рук, отложил в сторону…
Он никак не реагировал на происходящее. Ничего не сделал, ничего не сказал, когда я, произнеся что-то вроде «Ты ведь не против?» и не получив ответа, лег рядом, залез к нему под одеяло, положил голову к нему на плечо.
-Что ты делаешь? – спросил он, когда я, устроившись поудобнее, закрыл глаза.
-У меня депрессия, - сказал я первое, что пришло в голову. – Мне хочется ласки, заботы и любви.
-Ааа… А почему ты думаешь, что я тебе их дам?
Нет, ну не глупый ли вопрос?
-Потому что ты – мой лучший друг.
И этим все сказано.

Влад.

Порою арктические льды тают, дробясь на миллионы маленьких айсбергов, что образуют на темной глади океана причудливый узор. Их уносит от полюсов все дальше и дальше, туда, где жадное до развлечений солнце превратит величественные глыбы в прозрачную воду у ног нищего рыбака. А где-то на краю земли все так же будут искриться и переливаться равнодушные ко всему снега, приветствуя холод и небо. Чтобы не знать, что за пределами их мира, чтобы не видеть, как плавятся алмазные грани айсбергов в теплых течениях океанов… Так же и Джин. Чистый, невинный, манящий. Он словно изящнейшее из украшений и стихийное бедствие в одном лице. Человек, который не знает истинных желаний своего друга… которому плевать на все, кроме собственных переживаний. За то и любим.
Мне нравилось, что сосед никогда не обращал внимания на мои взгляды, на то, как я замираю, оказавшись слишком близко от него, как ревную к членам его команды. И это хорошо. Потому что можно притворяться другом, любить и… идти своей дорогой, независимо от такого привлекательного мальчишки. Так проще. Если бы он хоть раз в жизни позволил себе приглядеться к лучшему другу, то возникло бы слишком много вопросов и, не дай бог, чувства. То, что было совершенно лишним в моей жизни.
Осторожно отодвинув от себя забавно посапывающего во сне джина, я выбрался из кровати и принялся одеваться. Забавно, но именно этот идиотский поступок любимого расставил все точки над е. в разворачивающейся пьесе у меня роль второго плана, массовки, если не рабочего сцены, а значит… а значит, пора вдолбить в голову второму главному герою порядок действий.
Найденные еще днем сигареты оказались как нельзя кстати, а вот зажигалку пришлось заменить спичками. Жалко.
Вообще, на меня вдруг нахлынуло довольно странное настроение: наверное, впервые за все время учебы в этой школе я не хотел быть рядом с Джином. Даже наоборот, желал бы никогда с ним не встречаться, потому что… потому что такое невнимание к своей персоне откровенно обижало, но не выговаривать же это все соседу? Поэтому доставалось небольшой нише под крышей школы, о которой, к счастью, не знал даже Джин. Именно здесь я мог побыть совершенно один довольно долго, именно здесь мне позволялось плакать и страдать, именно здесь я принимал самые важные решения своей жизни. Как, например, это… Никогда. Никогда больше не позволять себе даже в малости зависеть от Него. И пусть предает тело, пусть в сны раз за разом прокрадываются мысли о образы, но… рано или поздно это пройдет, оставив за собой след разочарования и боли. Так пусть лучше все это достанется кому-то другому.
Окурок, вертясь в густеющем от темноты воздухе, полетел вниз, а следом за ним вился тонкой лентой синеватый дым. Вот так и проходит любовь, Джин. Эйфория от наркотических веществ сменяется горьким привкусом, следом последняя попытка урвать кусочек блаженства, а после… остается лишь растворяющийся в воздухе будущего дым. И пусть мои чувства так просто не пройдут, но я постараюсь справиться с этим без тебя. И пусть в моих грезах ты по-прежнему будешь стонать и выгибаться под чувственными ласками, но тебе нет места в моей жизни. Даже если для этого мне придется сжечь все мосты с этой частью жизни, не сомневайся, милый, я сделаю это. Через боль, через слезы, через пересохшее от сигаретного дыма горло.
- Ты? – распахнувший дверь Марк был донельзя удивлен моим приходом. Еще больше его поразил мой нахальный взгляд и поведение, далекое от идеала. А я был пьян. Пьян бессонной звездной ночью под крышей школы, пьян безумной болью где-то в груди от окончательной потери любимого человека… пьян от одуряющего чувства свободы, которое было лучше пяти оргазмов сразу.
- Я. Поговорить нужно.
- По-моему, ты уже все сказал, - старшеклассник пытался язвить, но мне впервые в жизни было плевать. Осталась только цель, которой нужно добиваться, и бурлящий в крови адреналин после не совсем удачной попытки взобраться на крышу. Ну подумаешь, соскользнула с обледенелого карниза рука, я же успел уцепиться второй за неровную кладку стены. Точно так же, как ранее цеплялся за свои чувства к Джину…
- Сказал, но, видимо, до тебя не дошло. Ты что ему ляпнул, придурок, про «трахать»?! это же надо додуматься – заявить подобное парню, который пытается считать себя натуралом! – ох, а в тренерской неожиданно хорошая акустика… Плевать, в общем-то. – Ты бы ему еще про позы рассказал, чтобы Джин совершенно уверился в твоем идиотизме.
- Не зарывайся, сопляк! – Марк неожиданно оказался слишком близко ко мне и одним движением усадил на стол, вставая между моими раздвинутыми ногами. Балбес… - Ты уже отдал мне Джина, так что отойди в сторонку и не рыпайся, а не то…
- Не то, что? – я сошел с ума. Определенно. Не от здравого же рассудка я оплел ногами бедра парня, притискиваясь к нему слишком интимно. И не от здоровой фантазии скользнул рукой под полу форменной рубашки, играюче обжигая кожу прикосновениями пальцев.
- Пытаешься соблазнить МЕНЯ? – подобный «угрожающий» тон от полностью зависимого от родителей и окружающих парня меня откровенно рассмешил, позволив Марку обхватить мою голову руками и прошептать почти в губы. – Ты играешь с огнем…
- Не пугай, я уже пуганый, мальчик… Либо целуй, либо выслушай уже меня внимательно.
Наверное, мы бы даже поцеловались. Потому что один не хотел уступать младшему, а второй… я был совершенно неадекватен и не отвечал за свои слова и поступки. Наверное, это был бы лучший поцелуй из всех, но…
- ВЛАД??? – Джин стоял на пороге тренерской, удивленно и обижено хлопая длинными ресницами, а я совершенно истерически заржал. Де жа вю, мон шери. Вот только в прошлый раз уйти пришлось мне, а в этот…
- Малыш, - мягко произнес Марк, не делая попыток отстраниться от меня, - подожди нас немного за дверью. Мы тут чуть-чуть подеремся сейчас и быстренько выйдем.
Конечно, он не поверил. Но вышел, кинув напоследок такой взгляд, словно хотел медленно расчленить обоих на мелкие кусочки.
- Тебе не кажется, что Джин ревнует? – наверное, я совсем обнаглел, раз позволил себе положить голову на плечо старшеклассника.
- Интересно, кого к кому?
- Боюсь, он и сам не знает ответа на этот вопрос, милый.
«Милый» возмущенно фыркнул и все-таки отстранился, присаживаясь на стул напротив:
- Итак, что ты хотел сказать?
- Только то, что для полной капитуляции Джина нам нужно нейтрализовать новичка… Слишком уж парень сильно запал на нашу общую головную боль.
- Кто бы говорил…
- Я способен держаться себя в руках, а этот… Не нравится он мне, хоть убей, - я уже собрался выходить, когда в голову марку пришла идея:
- Почему бы ТЕБЕ не соблазнить его?
- Совсем дурак? – пришлось даже обернуться, чтобы кинуть в парня презрительный взгляд. – Спать с ненормальным? Увольте.
- Тогда что?
- Хм… Джин-то твой, вот ты и думай.

Джин.

Я ждал. Черт, ну почему я решил все-таки подождать за дверь?! Почему не ушел, а? Идиотизм… Полнейший… Эти двое… Два самовлюбленных идиота, которые пытаются сделать что-то со мной, обсуждают меня, словно, мать вашу, вещь какую-то!
Бесит. Ворваться бы сейчас туда, чем бы они там не занимались, и сказать обоим, что я о них думаю. Но я не иду. Трушу. Стою у двери, пытаясь разобраться в нахлынувшем при виде этой обнимающейся парочки чувстве. Черт, ну неужели я ревную? Не может быть. Они же… Владе же просто друг. А я ведь не собственник, мои друзья могут дружить или встречаться с кем захотят… Тогда, что, я приревновал Марка? Ужас… Нет, ну как я могу приревновать того, кто меня совершенно невыразимо бесит?! Осталось только вспомнить, что «от любви до ненависти один шаг». И наоборот, да…
Они выходят минут через десять. У обоих вполне приличный вид. Они точно не дрались, а вот насчет «не целовались» я все-таки немного сомневаюсь. Хотя навряд ли. Влад же Марка на дух не переносит. Не переносил, по крайней мере. Судя по сегодняшней сцене…
-Заждался, котенок?
Достал. Ну, нельзя со мной как с нормальным человеком обращаться, а не как с девушкой из института благородных девиц?!
Марк, уже, наверное, привычным жестом, приобнял меня за плечи, прижал к себе. Чертов собственник. Нет, я понимаю, был бы я его… кхм… парнем, а сейчас-то он какое право имеет меня обнимать на виду у всей честной толпы?!
-Что-то вы быстро… «подрались», - заметил я, сбрасывая его руку со своего плеча.
-Мы ради тебя спешили, - он легким движением взъерошил волосы на моей голове.
Вы даже не представляете, с каким трудом я подавил в себе порыв наорать на него, а лучше – подраться. Было чудом даже то, что я ничего не сказал в ответ, а просто поспешил убраться от чертового извращенца подальше. Но, видимо – не судьба.
У входа в раздевалку стоял, явно дожидаясь меня, Том. При виде меня, глаза его загорелись маньячным блеском… Ладно, шучу. Глаз его издалека было не разглядеть, к тому же, я старался в них не смотреть.
И вот именно в этот момент я искренне порадовался, что Марк не отвязался от меня, а шел следом, примерно на расстоянии трех шагов. Увидев Тома, он быстро догнал меня, схватил за руку и буквально втащил в раздевалку, захлопнув дверь прямо перед носом несостоявшегося маньяка.
А потом все пошло совсем уж не по плану.
Потому что в раздевалке мы оказались совсем одни. Потому что Том не влетел туда следом за нами, стоило нам отойти от двери. Потому что Марк оказался совершеннейшим психом, причем явно озабоченным…
Он подхватил меня на руки – что я ему, девчонка?! – поставил на скамью, так, что я оказался ненамного ниже его, а потом, прижав к стене за моей спиной, поцеловал. Скамья покачнулась, я, боясь упасть, вцепился в его плечи, но он расценил это, видимо, как согласие на продолжение. Он залез рукой под мою футболку, лаская-поглаживая, щекоча, заставляя сердце биться в учащенном ритме, а дыхание и вовсе сбиться. Он целовал, жадно, невыносимо страстно, словно бы поцелуй был последний в жизни. Он целовал в губы, касался губами шеи, слегка покусывая, руки его поднимались все выше по моей груди, чтобы всего лишь один раз коснуться сосков и резко опуститься вниз, замереть у резинки шортов. Рука его опустилась ниже, погладила… вот, черт, когда я успел возбудиться?!
Я честно попытался отстраниться, уперся ладонями в его груди, пробормотал невнятно, что-то в духе:
-Не надо. Сюда ведь войти могут в любой момент.
Но он проигнорировал весь мой лепет. Рука его пробралась за резинку плавок, я ощутил прикосновение его нежной, горячей кожи к моему члену. Стон невольно вырвался из груди, а потом… Потом я просто перестал соображать.
Все вылетело из головы, я совершенно не помню, что происходило в тот момент, ничего, кроме странных размытых образов в памяти.
Я кончил ему в руку. Он слизнул мою сперму со своего пальца, усмехнулся как-то странно и прошептал, склонившись ко мне:
-А ты вкусный…
Его слова заставили мня покраснеть.
А он, подхватив меня, и до того практически висящего на нем, на руки (я больше не возмущался – просто не было сил), отнес в душевую. Только там он, наконец, разделся сам (я честно старался не опускать взгляд и не смотреть на то, что там у него между ног) и помог раздеться мне. А потом… Это была сущая пытка. Его руки были везде. Вообще везде. Он намыливал, смывал, поглаживал…
Невыносимо.
Его прикосновения, его шепот, губы, словно бы нечаянно касавшиеся моей кожи… Это было невыносимо. Невыносимо приятно.
Когда я вернулся в комнату, Влад был там. Он честно пытался читать книгу, когда я пришел, но взгляд его все чаще соскальзывал со строчек на меня, выглядевшего, как мне кажется, невероятно удовлетворенным.
Он не стал задавать никаких вопросов. Он все понял, наверное. Понял по моему внешнему виду, понял, увидев, что Марк проводил меня до комнаты…
И уверился в своих предположениях на следующее утро. Самое, кажется, страшное утро в моей жизни.
Утром в дверь постучали. Я ожидал увидеть за дверью привычную уже коробку конфет, что так часто оставляла мне моя «тайная» поклонница. Вместо коробки обнаружился пакет с какими-то розочками. А в пакете…
В пакете лежала кипа фотографий «компрометирующего содержания». Я и Марк. Я и Марк у стены раздевалки, в тренерской, в душевой… Господи, да как это заснять-то было можно?!
Швырнув кипу на свою кровать – часть фотографий разлетелась по полу, - я вышел из комнаты, наверное, слишком громко хлопнув дверью. Мне было нужно, невероятно нужно поговорить с Марком.

Влад.
«Чудо нужно заслужить. Доказать всему миру, и прежде всего себе, что ты достоин его. Но чудо нужно еще и уметь видеть. Потому что это та самая крохотная частичка нашей жизни, которая придает смысл всему человеческому существованию в принципе. Даже если сердце разрывается от невыносимой нежности, даже если по душе раз за разом проходятся острыми когтями, оставляя кровавые раны… даже если все это делается тем самым чудом. Надо верить и с благодарностью принимать эти уроки.
Ты – мое чудо, Джин. Хрупкий, ломкий, слишком наивный для современного мира, ты вел меня за собой все годы учебы в школе, неосознанно вынуждал становиться лучше, идти все выше, все ближе к собственной мечте. И я люблю тебя… пусть и сознательно толкаю в объятия другого. Но делаю это лишь потому, что нельзя приручить чудо. Когда мы обещаем ему заботу и нежность, сжимая трепетное тельце в ладонях, когда клянемся исполнять все его прихоти и желания, уверенной рукой предлагая все необходимое для жизни… оно испуганно сжимается в горячей клетке человеческих ладоней и безмолвно просит только об одном – свободе, которую жадное человеческое сердце не может дать. Я же отдаю тебе весь мир, мой милый. Без остатка…»
Невозможно доверять человеку больше, чем я доверял Джину, невозможно больше хотеть и желать кого-либо, но перед нами простирались разные пути, и я хотел увидеть, что меня ждет. В моих мечтах по серебристо синей глади моря проплывали огромные лайнеры, небо отражалось в кристальных озерах, и над бескрайними лесами Амазонки царило ошеломляюще звездное небо. И там, за горизонтом, за пределами мира было что-то еще, неизведанное, великолепное… достойное того, чтобы ради него оставить любовь.
«Милый Джин, ты даже не представляешь, ЧТО подарил мне одним только фактом своего существования, такой редкой улыбкой, испуганно распахнутыми глазами, каждым своим вдохом, жестом, взглядом… И единственное, что я могу позволить себе – это сохранить возникшее чувство в своей памяти как можно дольше. Чтобы поделиться им с тем, который ждет за горизонтом…»
Мне было безумно страшно вот так отказываться от чуда, отдавать его другому. Я опасался, что обмен может оказаться неравноценным, что мои фантазии и романтические бредни о недостижимых сейчас звездах таковыми и останутся… Но так хотелось хоть раз рискнуть. Я сидел в нашей комнате, бездумно глядя в учебник, и как полный идиот улыбался. Потому что успел, осмелился выбрать между будущим и любовью…
А потом вернулся до безумия довольный жизнью Джин, и все как-то само собой встало на свои места: мне не дано было сделать его счастливым, потому что я сам оказался рабом любви к этому пока еще нескладному мальчишке. А вот Марку это было под силу. Именно старшеклассник должен был стать для моего соседа ведущим парусом… если хватит смелости, если сумеет удержать это чудо в руках и не обжечься.
- Влад… - Марк, как наглядное подтверждение поговорки «о нем вспомнишь…», стоял на пороге нашей комнаты, несколько растеряно сжимая в руках стопку фотографий. Впрочем, я уже знал, что на них – успел разглядеть копии, присланные кем-то Джину. – Зачем ты это сделал?
- Что? С ума сошел? – признаться, меньше всего сейчас я ожидал обвинений в свой адрес.
- Это же ты сделал фото! Только ты знал, куда мы идем, только тебе это выгодно! – парня явно плющило не по-детски, поэтому пришлось для начала съездить ему по роже, а уже потом, увернувшись от ответного удара (такой попадет один раз – и прощай моя челюсть на пару недель), выплеснуть на него стакан воды. – Ты… ты…
- Я не делал этого.
- Кто тогда?! Ты хоть понимаешь, что будет, если эти фото увидит хоть кто-то? Ладно меня отчислят, так твоему любимому Джину придется до конца обучения обслуживать различных уродов! И тебе не удастся его защитить в одиночку!
- Я. Этого. Не. Делал! – я усадил Марка на свою кровать и, примостившись с краю, принялся объяснять. – После нашего разговора, я почти весь вечер просидел в библиотеке и вернулся буквально за пару минут до Джина. Можешь проверить – на камерах слежения запечатлены мои занятия. Так что даже если бы захотел, я не мог этого сделать. А доверять такое дело сообщнику – глупо. Он мог бы меня самого шантажировать…
- Кто тогда?
- Давай думать.
- Давай, - похоже, парень пришел в себя после потрясения и расслабленно откинулся на подушки. Гад, а мне куда? – Если это не твоих рук дело, то остается несколько вариантов: мои поклонники, новенький из вашего класса и та таинственная незнакомка, которая таскает Джину конфеты.
- Эй! Откуда ты про нее знаешь?!
- Я знаю о нем ВСЕ! Не в том дело. Мои поклонники на такое просто не пошли бы… или пошли бы, но значительно раньше. Согласись, за три года, что я встречаюсь в основном с парнями, можно было бы наснять компромата выше крыши. Так что это кто-то со стороны Джина.
- Ну нет, - я отрицательно качнул головой. – А как насчет версии, что твой последний любовник решил отомстить таким образом?
- Ему это не выгодно: меня же исключат, если прознают.
- ЕСЛИ прознают… И потом, возможно, парень хочет просто доставить тебе крупные неприятности и не рассчитывает на продолжение отношений.
- Твою мать, ты прав… - Марк сердито нахмурился и вскочил с кровати. – Так, я проверю возможные варианты со своей стороны, а вы с Джином займетесь своими ребятами… кстати, где он?
- Джин? Понятия не имею. Я думал, он к тебе пошел, но раз ты тут…
- Блять…

@темы: оридж, 5/1/3, мое, Яой, соавторство

---

5/1/3

Название: 5/1/3
Авторы:  Prokopyan &  Tyrrenian
Жанр: школьная жизнь приправленная ангстом и романтикой
Саммари: Пять лет, одна ночь и три недели.
Рейтинг: NC-17
От меня: чисто развлекательное чтиво

читать?

Джин.

-Влад! Спрячь меня от этих извращенцев!
Стоило ему войти в раздевалку, как я с радостным воплем бросился к нему, чтобы спрятаться за его спиной от «извращенцев». Пресловутыми извращенцами являлись мои «коллеги» по футбольной команде, которые несколько минут назад рассуждали об однополом сексе, периодически насмешливо и с намеком поглядывая на меня.
Не знаю почему, но именно меня эти чертовы футболисты (тот факт, что я был с ними в одной команде благоразумно опустим) считали наиболее подходящим объектом своих, пусть шутливых, но все-таки домогательств. Домогательства эти происходили в основном в раздевалке, иногда перед началом тренировки, но чаще, все-таки, уже после нее. Все уже шло по отлаженной схеме. Сначала вся команда говорила обо всяких пустяках, постепенно разговор заходил о девчонках (девушки у меня, к стати, до сих пор ни разу не было), потом тема отношений сменялась темой секса, затем как-то вдруг начинался разговор о сексе однополом… И начиналось. Якобы похотливые взгляды в мою сторону, двое-трое «друзей», теснящих в угол… Иногда они щипали меня за задницу (извращенцы!!!), иногда даже целовали (сами гомики!!!)… Дальше это, конечно, не заходило. Все члены команды считали себя самыми натуральными из натуралов, в чем я, если честно, очень сильно сомневался.
Чаще всего, кстати, так называемые доказательства не доходили даже до оттеснения меня, бедного и несчастного, в страшный и неуютный угол раздевалки. Спасти меня от этого мог – что он, собственно, и делал – только один человек. Этим человеком был мой лучший друг и сосед по комнате по совместительству – Влад Цепешев.
Именно за его спиной я и спрятался в описываемый момент. Спина у него, кстати, довольно-таки широкая – гимнаст же! – за ней вполне можно спрятаться от неприятных взглядов со стороны всяких начинающих маньяков. В общем, сам бог велел ему меня спасать.
-И что они сделали на этот раз? – спросил он якобы равнодушно.
Но я, конечно, прекрасно знал, что он беспокоится. Он вообще вечно обо мне беспокоится, по-моему, даже больше моей маман – особо заботливой особы, надо заметить. Стоит мне чихнуть или шмыгнуть носом, как от него тут же поступает уйма вопросов, начиная с: «А у тебя температуры нет?» и заканчивая «Так, ты опять по лужам ходил?!». Нет, ну кто виноват, что я люблю ходить по лужам, оставляя за собой тучу брызг? Есть в этом ведь что-то, нэ? Есть в этом что-то от детства беззаботного, веселого… И не смейте мне говорить, что шестнадцать лет – не так уж и далеко от детства! Сам знаю.
В ответ на вопрос Влада, я неожиданно умолк, осознав, что ничего мне мои футболисты, собственно, и не сделали. Подумаешь, болтали о гомосексуальных отношениях, да пялились на меня как на Анджелину Джоли в одном нижнем белье! Ничего ведь страшно не случилось… Но ведь могло, могло случиться! Особенно из-за этого… новенького…
Новенького звали Томом. Он был высоким, жилистым брюнетом, не отличавшимся ни особенной красотой, ни уродливостью. Обычный человек, безо всяких отличительных примет, с практически незапоминающейся внешностью. Практически, но все таки запоминающейся. Запоминались его глаза. Глаза цвета серебра, которые упорно ассоциировались у меня с осенью. Красивые глаза. Были бы, если бы их обладатель не смотрел на меня взглядом голодного кролика, увидевшего самую большую морковку в мире.
Этот новенький точно, ну просто стопудово был гомиком. И этот чертов гомик определенно запал на меня. Таким взглядом – жадным, буквально раздевающим – на обычных друзей или, там, товарищей не смотрят. И именно от этого взгляда я прятался за спиной у Влада. У Влада, на вопрос которого я так и не ответил.
Не ответив, я лишь буркнул что-то, отдаленно напоминающее просьбу подождать. Но, видимо, все-таки напоминающую, ибо Влад послушно присел на край одной из скамеек и терпеливо дождался, пока я переоденусь. Переодеться я старался как можно быстрее – взгляд этого чертового Тома меня бесил и смущал одновременно. От этого взгляда хотелось прятаться, да пусть даже сбегать! Потому что люди с таким взглядом, как мне кажется, способны на все.
Вот, например, вчера я смотрел… мы с Владом смотрели какую-то документальную программу. Там было про одного маньяка-педофила, который сначала насиловал, а потом убивал девочек, младше даже пятнадцати лет. Его лицо старались не показывать в кадре, изображение смазывали, но в какой-то момент, явно случайно, но было показано его реальное, неискаженное лицо. И у него были именно такие глаза…
Стараясь не думать обо всяких маньяках, я запихнул форму в спортивную сумку и выскочил на улицу. Влад, естественно, вышел следом за мной. Некоторое время мы молча шли по направлению к школьному общежитию. И только убедившись, что поблизости никого нет – особенно парней из команды – я позволил себе излить, что называется, душу:
-Ты его видел?! Ну он же на меня пялится, словно маньяк какой-то! Я не могу… Я его боюсь просто! Он меня когда-нибудь изнасилует поздней ночью под трибуной!
О, это больше походило на истерику! Только на тихую истерику – все это я старался произносить шепотом. Возмущенный шепот, к слову, это действительно нечто. Это надо слышать…
-Видел, видел… - почему-то он тоже шептал. – Обычный влюбленный мальчишка, ничего он тебе не сделает. В крайнем случае – попристает, если вы останетесь одни, - пауза. И, с уверенностью в голосе, - но вы не останетесь.
Вот за это я и благодарен Владу. За то, что он все понимает с полуслова, за то, что не учит меня, что «каждый должен уметь постоять за себя сам». А еще он ничего не говорит по поводу моего роста, худобы, угловатости. Не шутит насчет моей возможной ориентации, только потому, что я ни разу не встречался, не говоря уже о том, чтобы целоваться, с девушкой. И ему можно доверить любые тайны. Вообще любые. Наверное, если я вдруг действительно окажусь… кхм… бисексуальным, он узнает об этом первым. Но он не узнает! Потому что я не окажусь…
-Спасибо, - я поблагодарил его уже у дверей нашей общей комнаты.
Он не ответил, возясь с замком – его что-то в последнее время заедает, надо бы позвать сторожа-на-все-руки-мастера. Оторвавшись же, наконец, от этого увлекательнейшего занятия, Влад только улыбнулся мне – я говорил, что у него красивая улыбка? – и сказал стандартное:
-Не за что.
Мне не оставалось ничего кроме как улыбнуться в ответ и, следом за ним, пройти в нашу общую комнату.
В комнате, надо заметить, царил сущий бардак. Признаюсь, произошло это исключительно по моей вине. Я никогда не отличался особой чистоплотностью, но поражал всех близких способностью засорять все предоставленное мне пространство «всякой ерундой». И ведь не объяснишь же им, что наполовину использованные тетради, футбольный мяч и плакаты – не ерунда! Только Влад это и понимал, как ни странно – он не увлекался футболом.
Пройдя в комнату, я пробрался через завалы к своей кровати, стянул с нее покрывало, которое через пару мгновений оказалось лежащим на полу, и плюхнулся на мягкий матрас. Хорошо… Но надо было раздеваться, умываться, чистить зубы на ночь… В общем, делать все, что так нелюбимо. И при этом надо еще ждать, пока все это проделает Влад, отправившийся в ванную первым…
Я честно ждал. Честно! Я ведь даже не разделся! Так и лежал на толком не расправленной кровати. Так и заснул.

Влад.

«У тебя безупречные руки, мой милый. Изящная кисть с длинными тонкими пальчиками. Нежная кожа, изумительная грация в каждом движении, тонкость и совершенство линий… Как и в тебе самом. Ты каждый раз бесишься, когда товарищи по команде пристают к тебе, и даже не желаешь замечать причин такого поведения. А ведь они в тебе. В легком, срывающемся с розовых губ, дыхании, в трепещущих во сне густых ресницах, в рассыпанных по подушке волосах. Ты совершенно особенный, мой милый Джин… и навсегда занял особое место в моем сердце. Но тебе никогда этого не узнать».
Я скользил пальцами вдоль лица уснувшего прямо в одежде друга так, чтобы чувствовать тепло… но не касаться. Никогда. Чтобы не выдать своих чувств и желаний, чтобы не спугнуть его. Десять лет, со дня нашей первой встречи в этой самой комнате, моя жизнь принадлежала одному неугомонному мальчишке, которого приходилось то и дело защищать от приставаний других парней. А он и ухом ни разу не повел. Потому что у него был спорт, азарт, стремление к победе. И я имел счастье идти рядом с ним, помогая подняться к новым вершинам.
Каково это – любить того, кто недоступен? Точно так же, как и пытаться взлететь на скрепленных крыльях к Солнцу… Невероятно, безрассудно… запретно. Стоит слишком близко подлететь к раскаленному огненному шару, и перья рассыпятся белым веером в воздухе, а ты канешь в бездну подобно Икару. Каково это - желать запретного? Смертельно опасно, но… так притягательно. И я не мог отказаться от возможности хотя бы быть рядом с моим Джином.
- Спи, малыш, пусть тебе приснится мечта… - уже привычно накрывая посапывающего во сне друга, я невольно скользнул рукой по его груди, чтобы испуганно одернуть ее в следующее мгновение. Нельзя. Он – натурал. Он считает меня своим другом. Он – совершенство, которое искренне ненавидит геев. А я… полный идиот, умудрившийся влюбиться совсем не в того, в кого стоило бы…
И как всегда полюбовавшись напоследок тонким профилем Джина, я потушил свет, чтобы кануть в объятия Морфея, где иногда возможны совершенно невероятные вещи. Он стонал и извивался. Цепляясь тонкими пальчиками за мои плечи, словно пытался удержаться в реальности, но неизменно и неизбежно падал в пропасть желания и наслаждения, открываемое ему размеренными движениями моего тела. Придавливая сверху к мягкому матрасу, двигаясь внутри его безумной узости, ловя губами громкие стоны…
- Влааааад… - Джин с криком откинул назад голову, открывая мне доступ к хрупкому горлу, и кончил, иссупленно расцарапывая в кровь мою спину. Еще немного… Всего пара движений, и я… - Влааад… Влад! Влад!!!! ВЛАД, твою мать, просыпайся!!
- А? Что? – по утрам моя мозговая активность оставляла желать лучшего, потому сейчас я только растерянно пытался отбиваться от докучливого соседа по комнате, пытаясь уговорить себя же не затащить его в постель, предварительно зацеловав до смерти. Блин… И опять стояк. Надо бы себе парня подыскать будет, а то я так с ума сойду. Джин же прыгал вокруг моей кровати в попытке одновременно собрать учебники и переодеться. Выходило, надо признать, весьма забавно.
- У тебя же тренировка!
Черт! Я пулей выскочил из постели и помчался в ванную – хотя бы холодной водой успеть умыться, а то появляться перед тренером в таком виде… хм… чревато. Но когда я вернулся в комнату, Джина и след простыл… Оставалось надеяться, что он не найдет неприятностей на свою задницу. Опять.
А потом была тренировка. Выматывающее, нудное и травмоопасное действо, которое не имеет ничего общего с образом спортсменов, который себе рисуют романтично настроенные барышни. Вся эта легкость и непринужденность движений, перекатывающие под кожей мышцы, гибкость и кошачья грациозность достигаются одним способом – частым повторением действий. До автоматизма. До боли в и без того натруженном теле. Пока ошибки станут попросту невозможны.
- Мах! Гейнер! Бланш! Темп! Рондат! Темп! Темп! Мах! Влад, ты что творишь? – тренер с лицом сердитого носорога попер на меня. А что? Ну подумаешь, чуть изменил программу! Не убился же… - Ты же мог покалечиться! Сколько раз тебе говорить, что ты не дорос еще до твиста? Хочешь калекой на всю жизнь остаться?
- Мистер Пикаббот… - имя у тренера до жути смешное, но в остальном мужик он жесткий и до безобразия требовательный. И гоняет нашу команду по нескольку часов в день, чтобы добиться идеального исполнения… Не объяснять же ему, что я не собираюсь связывать свою карьеру со спортом?
- Молчать! У тебя есть программа – будь добр, исполняй ее! Сначала!
Черт… Сердито сплюнув на пол, я потащился к началу дорожки. В сотый раз одно и то же, мне эти сальто скоро сниться будут. Хм… Может, тогда и утренняя эрекция, так смущающая Джина, исчезнет? И опять, в тысячный раз, разбег, толчок, ввинтиться телом в воздух, приземление и тут же – новый толчок. Мягко пружинящий под ногами гимнастический мат давал хорошее ускорение, позволял прикладывать меньше усилий для толчка. Но… но это же так скучно – делать постоянно одно и то же!
- Влад!!! – все, тренер шел ко мне с таким видом, что оставалось только выкопать себе могилку и быстренько в нее лечь, дабы не злить мужчину еще больше. И еще раз блин.
Но стоило мне, прихрамывая, войти в гомонящий класс, как тут же пришлось спасать мою вечно_влипающую_в_неприятности любовь.
- Малышшш… - этот новенький… Придурок додумался лапать Джина на глазах у всех, а это чудо только неуверенно сопротивлялось. Дал бы пару раз по морде – мигом бы отстали. Но нет же! У нас. Видите ли, принципы, да и за драку выгнать могут. Поэтому разбираться приходилось мне. поэтому я аккуратно схватил новичка за шиворот и, стянув его с Джина, прошептал в мигом покрасневшее ухо:
- Еще раз увижу и засуну ваш дурацкий мячик тебе в задницу. Намек ясен? – нет, парень реально туп! Он собрался на меня нападать со своими тощими кулачками (тощими – это по сравнению с моими лапами)! Ладно, преподадим урок недоумку… заодно, может быть, получу еще один благодарный взгляд Его глаз…

Джин.

Чужие руки на талии, чужой подбородок, упершийся в плечо, чужое дыхание, обжигающее ухо… чужой шепот. Неприятный. Не родной. Не хочу его ни слушать, ни слышать. Противно. Так мерзко, словно он в грязи искупался, и потом ко мне обниматься полез. И ощущение такое, словно потом век не отмоешься… И ужасно хочется сбежать.
Вот что странно. Когда этот… Том обнимал меня, я чувствовал себя ужасно. Его прикосновения казались мне неприятными, невыносимыми. Отвратительными. Но когда я, спустя всего несколько минут, оказался в объятьях Влада… это было даже приятно. Тепло и уютно. Правда, несколько смущающее, но все же…
Влад пришел очень вовремя. Эта скотина уже начала лапать мою задницу (мою неприкосновенную задницу!). А ударить… рука не поднималась, как ни странно. Такое ощущение было… словно, прикоснувшись к нему, запачкаюсь как никогда. Не прикоснулся.
Звонок прозвенел очень удачно (везло мне в этот день до ужаса!). Звонок спас меня от созерцания откровенного мордобоя, за который в нашей школе по головке не погладят. Говорят, что здесь за драку даже выгнать могут, но при мне такого еще не случалось. И слава богу. Учитывая, что я вечно влипаю во всякие… кхм… неприятные ситуации, Владу часто приходится на правах лучшего друга «отстаивать мою честь» при помощи кулаков. Попадает ему, конечно. Все выгнать из школы грозятся. Вот и приходится мне его останавливать и устраивать разборы полетов по поводу драк самостоятельно.
Шепнуть: «Спасибо», садясь за парту. Поймать краем взгляда мимолетную улыбку друга, усмехнуться и забыть на долгие сорок пять минут о болтовне. На алгебре-то особо и не поболтаешь, знаете ли…
День шел своим чередом. Две алгебры, физика, русский, биология… Под конец учебного дня – ложка меда в чашке дегтя. Физкультура. Погонять мячик по полю, стараясь не обращать внимания на взгляды Тома. И мысленно пообещать себе, что теперь переодеваться я буду только в собственной комнате. Никаких раздевалок!
Физкультура была совместно с выпускным классом. Он у нас один, класс выпускной, гордость школы, так сказать. Команда по футболу у них хорошая. Настолько хорошая, что я даже немного волнуюсь, думая о предстоящем матче с ними.
Сегодня мы не играем с ними всерьез. Так, играемся. Гоняем мячик по полю, играем вполсилы. Все силы бережем для вечерней тренировки. А я, кроме сил физических, берегу еще и духовные, так сказать. Мне же предстоит ежится под взглядом этого гребанного маньяка…
Лучший игрок команды противника виден сразу. Капитан. Нападающий. Ростом выше меня, строен, спортивен, подтянут. Хороший тактик и стратег, это видно сразу. Вся игра строится на нем, это тоже заметно. К игре относится серьезно, возможно, планирует связать будущее с футболом. Хороший противник.
Они выигрывают у нас этот небольшой дружеский матч. Капитаны пожимают друг другу руки, обмениваются парой не отличающихся дружелюбием фраз, расходятся. А я стою у трибун, проигрывая поэтапно в памяти весь матч, вспоминая, пытаясь понять их тактику. Что-то вертится в голове, я почти понимаю, но что-то из виду все-таки упускаю. Обидно. Ведь так же хочется понять…
-Не пытайся, - голос приятный, тенор, раздается прямо над ухом, заставляя вздрогнуть.
Оборачиваюсь. Овальной формы лицо, тонкие потрескавшиеся губы, нос с горбинкой, светло-коричневые глаза, пепельно-русые волосы слегка вьются… Марк Томпсон, капитан официальной футбольной команды школы, отличник, насколько мне известно, умен, красив, общителен. В него влюблена большая часть девчонок нашей школы. Так говорят, по крайней мере. Что ж, с тем, что он красив, я вполне могу согласиться. Что-то в нем определенно есть. Был бы он девчонкой…
-Мы все равно сменим тактику к нашему матчу, так что смысла разгадать нынешнюю нет, - говорит он, улыбаясь.
-Мне просто интересно, - пожимаю плечами. – К тому же, если тактик у вас не сменится, то и вся тактика и стратегия, пусть и измененная, будет угадываема. Если, конечно, я разгадаю нынешнюю.
Томпсон лишь задумчиво кивает в ответ, задумывается, закусив губу. И интересуется спустя некоторое время:
-А ты не капитан команды, нет?
Хотелось бы мне им быть. Ужасно хотелось бы. Но не судьба, видимо. Вот уже несколько лет подряд сия должность обходит меня стороной. Чтоб ее…
-Нет, - отрицательно качаю головой.
Он хочет сказать что-то, но ему не дает чей-то оклик. Кто-то зовет его по имени, кто-то – вратарь их команды. Капитан кивает мне на прощанье и идет к своим. Провожаю его взглядом.
Интересный он человек. Жаль, что соперник. Можно было бы поболтать о тактике и стратегии на досуге. Думаю, это был бы очень интересный разговор. Но не судьба.
Наверное, я слишком часто ссылаюсь на судьбу, да? Вы не подумайте, я не верю ни в какое мистическое стечение обстоятельств, в судьбу там и прочее. Это просто присказка. Нет, не присказка даже – отговорка. Придуманная самим собой для самого себя.
-Джин? – ко мне подходит со спины Влад, кладет руку на плечо.
-Тоник, - откликаюсь привычно.
-Пошли, нам еще уроки делать, Джин-Тоник недоделанный.
Послушно иду следом за ним к раздевалке. Остальные уже успели уйти. Слава богу… Я бы, пожалуй, не выдержал – переодеваться под взглядом этого маньяка! После того, что он сегодня… Брр! До сих пор мороз по коже…
АА! Не думать, мать вашу! Не думать об этом больном на все места полудурке! А ну, дружно думаем о чем-нибудь добром, вечном…
…например, о завтрашней контрольной по географии, по которой кое-кто вполне может схлопотать красивую такую двоечку. Надо читать. Дооо…. Читать надо…
Вот и улегся я с книжкой на кровати, едва придя с тренировки. Так и пролежал бы до самой тренировки, наверное. Лежать удобно, а книга… а что – книга? Лежит себе на коленях, спать не мешает…
Спать-отдыхать мешал монстр-Цепешев. Нет, ну он правда хуже всякой озабоченной мамаши! Сидит над душой, сопит, и каждые пять минут проверяет, не заснул ли я еще над учебником, читаю ли! Козел! Ну понимает же, что вся эта география – мутотень страшная! И все равно читать заставляет… Чертов отличник!
В общем, мне пришлось действительно читать. Лежа на животе, опершись на локти (ужасно неудобная поза, скажу я вам, но хоть уснуть не позволяет!), читать, пытаясь понять, что же такого в этом воспроизводстве населения… понятного. Понятного, как мне кажется, ни хрена…
Я был, кажется, на семидесятой странице (не пугайтесь, читал я учебник не с самого начала!), когда в дверь постучались. Да что там – постучались Поскреблись! Тихо так, осторожно. И тут же – быстрый топот по коридору. Удаляющийся. Кажется, я знал, кто это.
Влад оторвал задницу от стула (до того он сидел за компьютером, шарахаясь по интернету в поисках чего-нибудь путного) и потащился открывать. За дверью, как я и ожидал, обнаружилась коробка шоколадных конфет (третья за неделю!) и очередная же валентинка с какими-то глупыми стишками.
Влад положил этот презент от как бы тайной поклонницы прямо перед моим носом. Валентинку я, не открыв, отправил довольно-таки метким броском в корзину для бумаг. Конфеты выкидывать было жалко. Все-таки им можно было найти более-менее достойное применение. Эх, была бы у меня девушка, я бы ей эти конфеты передарил! Была бы у меня девушка, была бы у меня куча проблем и головная боль. Хорошо, что у меня нет девушки.
И хорошо, что есть друг, с которым можно было поделиться конфетами. Он, правда, сопротивлялся, но я применил свой фирменный приемчик, к которому у Влада должен бы был уже выработаться иммунитет.
Я встал с кровати, развернул офисное кресло так, чтобы друг оказался сидящим ко мне лицом, нагло уселся ему на колени и слащавым голоском пропел:
-Ну, пупсик, открой ротик, скушай конфетку!
«Пупсик» ротик открыл, конфетку послушно проглотил, а я, счастливый, вернулся к географии, на ходу облизывая испачкавшиеся в шоколаде пальцы.

Влад.

-Ну, пупсик, открой ротик, скушай конфетку! – если бы ты знал…
Если бы ты знал, Джин, что вместо шоколада на губах остался вкус твоей кожи, случайно прихваченной в тяге за лакомством. Если бы ты знал, что происходило со мной, пока ты сидел на моих коленях, позволяя придерживать тебя за спину. И до безумия, до красных пятен в глазах хотелось облизать твои перепачканные пальцы… либо сделать все, чтобы ты облизал мои. Но вместо этого я с трудом развернулся к компьютеру, чтобы все же закончить доклад.
Быть рядом с тобой, видеть манящий изгиб обнаженной спины, такой тонкой, изящной, как ты сам… Каждый день, каждый миг своего существования я видел тебя, чувствовал сводящий с ума запах твоего тела, боролся с желанием коснуться хотя бы кончиками пальцев нежной кожи, отзывавшемся легким покалыванием. Это неправильно, подло, невозможно, но…
Буквы на экране смешались в какую-то абстрактную картину, а все мысли и чувства заняла картина, развернувшаяся за моей спиной: прогнувшийся в пояснице Джин с обнаженным торсом с чуть съехавшими на бедра джинсами… И рассыпавшиеся по шее и плечам волосы, и полуприкрытые ресницами янтарного цвета глаза. Глаза цвета солнца, опавших листьев под ногами, цвета солнечной щедрой на дары госпожи осени, что разбрасывает последние алмазы света по душам людей. У Джина совершенно невероятные веснушки, похожие, как ни странно, на капли янтаря, сейчас полускрытые волосами. Я смотрел в монитор, а видел, как он недовольно морщит золотистый от этих чудных веснушек нос, как прикусывает нижнюю, чуть полноватую губу, как перебирает пальцами страницы… Это больше, чем желание, больше, чем страсть. мои чувства с каждым днем все больше становились похожими на одержимость… Если, конечно, бывает одержимость ангелом.
- Влааад! Я не могу больше! – черт. За те годы, что мы учились вместе имело бы смысл привыкнуть к звуку его голоса, но… Но я все равно дернулся как от удара током и едва не навернулся на пол под ехидный смешок этой мелкой заразы. – Ты чего?
- Да так… задумался и испугался немного, - я устало потер глаза и твердо решил сосредоточиться на докладе. Не думать. Не думать о том, что Джин мог бы произнести эти же слова в совсем иной ситуации, простонать, прикусывая нижнюю губу, выгибаясь в моих объятиях. Если бы ты только знал, Джин…
- Что с тобой происходит? – я невольно вздрогнул, когда тонкая ладошка коснулась моего плеча, а сосед оказался слишком близко. Непозволительно близко. Настолько, что разум разнесло в клочья от одного только его запаха, а руки самовольно притянули ойкнувшего парня еще ближе. вцепиться пальцами в ремень джинс, обласкать взглядом едва заметную дорожку волосков, бегущих от пупка за пояс штанов, и… едва удержаться от соблазна провести по ней языком, простонав вместо этого:
- Господи, когда же это кончиться?
- Влад? – он так и не понял. Никогда не понимал, не видел, отказывался замечать во имя нашей дружбы… Что я безумно, до боли, люблю его. И каждый день, миг, рядом с ним – мука для меня. Быть так близко и не иметь права даже касаться его чуть дольше, проводить с ним ночи и иметь возможность только любоваться тонким профилем в лунном свете, знать его больше, чем кто-либо еще… и не иметь права раскрыться. Мой Джин, моя сказка, мой ангел и демон в одном лице. Если бы ты только знал… Но я тебе никогда, ни за что на свете, не признаюсь в своих чувствах. Потому что тогда потеряю тебя навсегда.
- Все в порядке. Правда, - я лгал. Я был болен, зависим от него как от наркотика, умирал от этой близости к нему… Но все равно растягивал эту пытку, наслаждаясь своей болью. Наверное, это и называется мазохизмом.
- Ты какой-то странный в последнее время… - я испуганно замер на середине движения: неужели заметил? Нет, он не мог. У Джина был футбол, были проблемы с пристававшими к нему парнями, учеба… Он не должен был обращать внимания на мои взгляды и действия. Только не сейчас, когда нам осталось учиться вместе всего ничего… Пожалуйста… - Точно не заболел?
Фух… Пронесло.
Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих: принять душ, полюбоваться Джином… и уснуть, чтобы с мире грез и фантазий творить с его телом все, что душе будет угодно. Только там мой любимый был мягок и податлив, только там он отвечал мне взаимностью…

@темы: оридж, 5/1/3, Яой, соавторство

---

Счастье!

21.12.2009 в 11:47

Пишет  [Рыж]:

21.12.2009 в 11:45

Пишет  O-Kun:

Всё в наших руках =)

@темы: Арт

---

Просто... навеяло...

Ночь. Просто ночь. Ничего особенного, по сути. Темное небо, звезды. Ветер. Снегопад… За окном, все за окном. А в квартире тепло и тихо. Слишком тихо. Подозрительно тихо. И ничего не происходит. Совсем. И время словно замерло на месте, не двигается – ни вперед, ни назад. Тишина. Темнота. Ночь. Совсем не простая ночь…
Мигает фонарь у самого окна, освещая сидящую близ него дворняжку. Сидит, не двигается. Только уши торчат. Прислушивается. Вглядывается в темноту. Она тоже чувствует, что что-то неладно. Она тоже не может понять – что.
Рука тянется приоткрыть форточку, чтобы хоть какие-то звуки проникли в комнату. Тишина… пугает. Угнетает. Неловко. Неуютно. Рука все тянется к форточке, и все не может дотянуться. Нужно взять табуретку. Но отойти от окна, за которым – хоть какая-то жизнь, страшно.
Это произошло три недели назад. То, что некоторые из нас называют Судным Днем. Всего три недели назад! Три недели назад я не боялся темноты и тишины. Три недели назад я не боялся выйти на улицу ночью… Да я только ночью и выходил! Всего три недели назад… моя жизнь перевернулась вверх тормашками и испуганно задрыгала ножками.
Сейчас после полуночи выход на улицу заказан. После полуночи там гуляют эти. Чертовы кровососущие твари. Каннибалы. Люди, коловшиеся тем новым наркотиком, который появился всего три недели назад. Бывшие люди, я хотел сказать.
Почти всех, кто решил опробовать на себе новомодное расслабляющее средство, постигла эта страшная участь. Почти каждый из них получил эту странную непереносимость света и жажду… человеческой крови. И не только человеческой.
Но только почти.
Потому что остаются такие уникумы, как я, которым несказанно повезло: после принятия нового наркотика с ними (читай – нами) ничего не произошло. Ладно, не то чтобы ничего… Ничего настолько плохого, я имел в виду. Мы просто начали видеть будущее. После каждого приема наркотика, с самого первого раза. Не очень… приятное будущее. И с каждым разом – все хуже и хуже.

@темы: мое

---

Для Лисички) Любимой беты и все такое...

Я почему-то сомневаюсь, что тебе понравится...

Название: скрыто от, собственно, автора...
Размер: две страницы А4
Жанр: самый пошлый, какой я только могу написать
Предупреждения: инцест, секс ради секса, кровь, убийство
Чуть не забыла!
Рейтинг: NC-19, если такое возможно...

 ~Little Fox~, солнышко, прости, что та невинная картинка, что ты оставила в теме для ПЧ, породила тот ужас, что спрятан под катом

вы уверены, что хотите это увидеть?

Нас всегда было двое: ты и я. Похожие друг на друга, как отражения, вечно спорящие, кто же оригинал. Вот только оригинала было два. А отражений – ни одного. В зеркалах мы не отражались.
Светлая кожа, рыжие волосы, озорной взгляд зеленых глаз… Кто бы мог подумать, что эти двое, идущие в обнимку по улице – вампиры? Да никто. Почему-то у всех сложились такие странные стереотипы насчет всякого рода кровососущих тварей. Ну с чего, скажите, вы взяли, что у вампиров обязательно бледная кожа, черные волосы, неестественного цвета глаза, клыки и нечеловеческое обаяние?! Сразу видно, что все эти… «писатели» ни раз у в жизни не сталкивались с настоящими вампирами. Особенно эта… как ее… Стефани Майер, да? Вампир, влюбившийся в человеческую девушку – ну что за глупость?! Это для нас так же противоестественно, как и для человека – влюбиться в животное. Нет, я знаю, среди людей попадаются такие извращенцы… хотя нет. У этих извращенцев – не любовь. Просто секс. Ну, и мы с людьми тоже спим. А иногда и втираемся в доверие. Чтобы ударить побольнее. Кровь страдающего человека в сто крат вкуснее…
Мы сидим на кровати, на нас – каждом из нас – лишь мешковатые джинсы, под которыми, конечно же, ничего нет. Нижнее белье… стесняет. И, к тому же, это чисто людское развлечение. Нам не стоит опускаться до подобного. Но это не важно. Так, небольшое отступление от темы. Возможно, предисловие. Хотя нет, предисловие было выше. Первые четыре предложения.
Мы сидим на кровати, на нас – обоих – одни лишь мешковатые джинсы. Это такое соблазнительное зрелище. Я знаю. Столько раз наблюдал своего брата – тебя - в подобном наряде, в похожей позе… ждущего меня. С таким томным взглядом… от такого даже у меня крышу сносит. А тут – простой человек. И нас – двое. Такого никто не выдержит…
Он сидит в кресле напротив кровати. Алая кожаная обивка кресла так удачно контрастирует с его черным костюмом… Пожалуй, на этот раз нам попалась довольно интересная добыча. Добыча, у которое есть чувство вкуса. Эстет.
Пока он только наблюдает, но мы знаем, что долго он не продержится. Знаем, и терпеливо ждем.
Твоя рука лежит у меня на плече. Собственнически. Я знаю – ты не ревнуешь. Ты знаешь – я буду ревновать. Я буду ревновать, когда ты коснешься губами его губ, когда проведешь пальцами по его, уже обнаженной, коже. Я буду ревновать, когда ты спустишься ниже, коснешься языком головки его стоящего члена. Я буду ревновать… Хотя и буду знать, что с ним у тебя не может быть всерьез. Это ведь всего лишь человек. Очередная жертва «таинственного убийцы, имитирующего действия вампира». Так говорят о нас на телевидении. Боги, они даже думают, что мы женщина! Из-за следов полового акта на постели. Так наивно верить, что гетеросексуалов в этом мире больше, чем геев и би…
Сидеть просто так в ожидании наскучивает. Потягиваюсь, тянусь к бокалу на журнальном столике. Вино. Красное. Во многих романах пишут, что вино – как кровь. Вовсе нет. Кровь совершенно другого цвета, консистенции… и куда больше опьяняет. Даже люди от запаха крови пьянеют больше, чем от одного бокала вина. Что уж говорить о нас?
Накренить бокал. Опасно. Вино вот-вот польется за край, окрасит красным светлую кожу… некоторые ее участки. И кровать. Главное – вино испачкает простыни. Неужели нашей очередной добыче не жаль своих роскошных шелковых простыней? Неужели он не остановит меня? Ну же…
Как оказалось – не жаль. Простыней. Не остановил ведь…
Холод пьянящей жидкости. Красные капли на коже. Запах алкоголя. Интересно, а каково это вино на вкус?
Поднять руку, слизнуть стекающие по запястью капли… Какой букет! Аромат, вкус… идеально. Жаль, времени спросить, как называется это вино, нет. Очень жаль. Хороший напиток… Но все равно не лучше крови. Не лучше крови донельзя возбужденного мужчины, которому под тридцать. С кровью таких мужчин ничто не сравниться…
Мужчина, наконец, встает. Спокойно, равнодушно глядя на нас, снимает с себя пиджак. Расстегивает пуговицы, медленно обнажая смуглую кожу. Ах, какая жилка на шее. Так и бьется, так и желает, чтобы ее коснулись клыки вампира… кровь уже рвется наружу… да…
Потрясающе пьянящее зрелище. Обнаженное мужское тело, тело возбужденного мужчины в самом расцвете сил. А запах! Господи, как он пахнет… Пот, соль, кровь… желание… желание обладать, убивать… о, как бы мне не хотелось его убивать, как бы хотелось сделать третьим… он бы так хорошо смотрелся на нашем фоне… так… вкусно…
Губы, руки, пальцы… Горячая кожа – кожа прохладная… сплошные контрасты… живой – мертвый, светлый – темный… вот только темными на этот раз были не мы… нет-нет-нет…
А какие у него губы! Какой рот… жаркий… влажный… целующий-ласкающий мой член… Двигаться… глубже… быстрее… жарче… О, Боги!
На тумбочке – нож. Я не задумываюсь, зачем он здесь. Тянусь. Не дотягиваюсь. Сменить позу? Нет, ни за что… Потому что…
Он берет нож сам. Проводит острием по моей коже, едва ощутимо. Это сводит с ума. Доводит до пика… Убивает рассудок… Страсть… совершенно животная страсть… Мой!
Вцепиться в его волосы, заставляя насаживаться ртом на мой член. Приподняться на локте, чтобы лучше видеть, как ты входишь в него резкими толчками. Хочу ощутить тебя в себе. Прямо сейчас… прямо на глазах у этого…
-Том! – выкрикнуть твое имя.
Ты поймешь, ты все поймешь, конечно же. Выйдешь из него, все еще возбужденный, столкнешь его с кровати – он нам не нужен больше. Разве что в качестве еды… но это потом, потом! Позже…
Перевернуться на живот, задницу кверху… Господи, да войди же ты в меня, чертов изверг…
-Том! – возмущенно.
Потому что лишь пальцем. А этого мало, мало, мало, мало! Недостаточно! Хочется больше, сильнее… Черт, где же там этот…
Крови мне, крови! Поднимите мне веки! А, они уже подняты… Тогда откройте мне третий глаз! На затылке! Чтобы лучше видеть тебя, Красная Шапочка…
Когда рассудок заглядывает на огонек, он начинает нервно икать и выдавать цитаты, как ему кажется, «в тему». «В тему» было бы, если бы он цитировал любовные романы «из жизни геев»… желательно, постельные сцены… и пооткровеннее! Вот только таких романов я отродясь не читал… предпочитаю реальные ощущения…
Оказывается, Том наполнял бокалы. На двоих. Тем, что гуще вина, что сильней опьяняет. Кровь. Соленая, густоватая…
Сделать глоток. И накренить бокал. Интересно, а Том меня остановит? Нет… Конечно же, нет… Потому что слизывать кровь с моего тела куда приятней, чем пить из бокала… А если при этом еще и войти, наконец, в давно ждущее вторжение тело…
Сумасшествие. Возбуждение. Жажда.
Сильнее, еще сильнее… глубже… все чаще задевая простату…
Извиваться под ним, умолять о большем, о том, чтобы еще сильнее, даже если это просто невозможно… И пить кровь с его губ… Кровь того, кто еще жив, того, кто медленно умирает… Интересно, каково это – понимать, что последним, что ты увидишь в жизни, будут эти два переплетных, возбужденных тела – не людей, а почти животных… Каково? Хорошо, что я этого никогда не узнаю…
Наши стоны, наши вскрики сливаются… Дрожь по телу… Вспышки-фейерверки в голове… Поцелуй… Который, кажется, никогда не прервется… Разве что, чтобы сказать эти чертовы два слова, которые ты упорно отказываешься слышать. Как и я, впрочем – если их говоришь ты.
-Пора уходить.
А вы думали, что сейчас мы будем говорить о любви? Любовь – просто слово, придуманное людьми, чтобы был повод подольше трахаться с понравившимся партнером. А нам для этого повод не нужен.

запись создана: 01.01.2010 в 09:40

@темы: оридж, мое, по заказу

---

Мня! Мня! МННЯЯЯЯЯ!

Ну, надо же, мне дарят подарки... Неожиданно. И даже... непривычно?

01.01.2010 в 10:31

Пишет  Tyrrenian:

Подарок для соавтора
 Prokopyan, не знаю. понравится ли тебе, но тем не менее, С НОВЫМ ГОДОМ, любимая!!!!

Стекло меж нами...

Название: Стекло меж нами...
Автор: Tyrrenian
Рейтинг:А хз
Статус: закончено
Жанр:ну... тоже хз)))
Дисклеймер: в тексте использованы стихи Элвиса Пресли!!!
Стекло меж нами, как лунный свет, но разве есть что-либо прочнее этой грани, мой милый? Ты – как иллюзия, как нечто несуществующее, плод моей больной фантазии или обман зрения. Ты – мираж в пустыне, что заводит неопытного путника в зыбучие пески. Но вместе с тем ты гораздо реальнее меня…
Иногда, когда лучи софитов выхватывают из темноты твою тонкую фигуру, мне кажется, что и я обретаю плотную телесную оболочку. Кто… Кто из нас реален, скажи! Длинные черные волосы, ниспадающие тяжелым каскадом на спину, огромные, совершенно ирреальные глаза, тонкая алебастровая кожа… Подобная внешность не может принадлежать человеку, но принадлежит. Говорят, ты делал сотни пластических операций, чтобы добиться подобного результата, говорят, что это – искусственная маска из воска, а под ней скрыто вполне обыденное лицо. Но все это ложь, домыслы, попытки желтой прессы очернить тебя. Ведь я знаю, чувствую… И твой голос, пробирающий каждым звуком до мозга костей, лишь укрепляет мою уверенность.
Я знаю, что твоя кожа на ощупь словно бархат… Кажется, что сожми пальцы, и она потечет сквозь пальцы подобно ткани. Твои волосы – зыбкий шелк. Твои губы – алое пламя. По крайней мере, так они выглядят с экрана телевизора.
Я помню, как увидел тебя впервые. Убогая сцена какого-то захудалого клуба, сигаретный дым, от которого слезились мои глаза, бывшие куда более чувствительными в линзах… Ты тогда подумал, что я расплакался из-за твоей песни. Если бы не линзы… я бы плакал из-за нее. Но ты… Молодой бог, темный ангел, притягательнейший из дьяволов, ты спустился ко мне со своего пьедестала, чтобы протянуть кипенно-белый кружевной платок. Вещь почти женская, но в твоих руках – невыносимо изящная. Он до сих пор хранится в шкатулке под моей кроватью… Как фетиш.
Стекло меж нами, как неразрушимая грань. И таких граней сотни, тысячи. В экране телевизора, в отражениях елочных украшений, в затянутой морозными узорами поверхности окна. В последней ты похож на сказочное создание. Злое создание. То, что затягивает в омут невероятных глаз человеческие души, сводит с ума. Хотя… Я бы отдал свою не задумываясь, только ради шанса изредка видеть тебя за границей реальности. Только ради возможности слышать твой голос во сне и наяву.
Новый год… «как встретишь, так и проведешь»? Ровно в полночь я буду любоваться твоим обликом, жадно и неотрывно слушать твой голос и надеяться на то, что однажды… Однажды я смогу продержать тебя в своих объятиях всю новогоднюю ночь, пропуская черные пряди меж своих пальцев, лаская тонкую кожу так, что глубокий баритон приобретет хрипловатые нотки, насытится обертонами, превратится в стоны.
Но… Этот новый год будет просто очередным проведенным в одиночестве вечером, без тебя. Опять останутся на столе два бокала: один почти пустой, другой – наполненный тягуче-сладким вином. Тем, которое любишь ты. Опять будут тихо мерцать огни гирлянды в полумраке празднично украшенной комнаты… Опять мне достанется вместо твоего тела лишь жесткая шерсть шкуры у медленно гаснущего камина. Это не плохо, не обидно, не заставляет меня ревновать. Это не хорошо, не привычно… Это – без тебя.
23:54… Шесть минут. Что можно успеть за шесть минут, милый? Можно было бы успеть поцеловать тебя, сказать тебе те самые три слова, стянуть с твоих плеч рубашку… Но сегодня эти шесть минут будут посвящены еще двум твоим песням. Самым любимым, самым чувственным. Каждый раз, слушая их, мне кажется, что ты говоришь со мной. Иллюзия, очередная грань…
«Darling youll hear that song
And youll always belong to my heart…»
- And youll always belong to my heart…
Обернуться, испуганно сжимая в пальцах тонкие стенки бокала… Ты?
- Ты?
- Я не вовремя? – потянуться к изящной кисти, напрашиваясь на ласку, и блаженно зажмуриться, почувствовав пальцы в своих волосах.
- Ты же знаешь…
- Я знаю…
Стекло меж нами, как лунный свет, но иногда… Стекло выступает лучшим из посредников между двумя людьми, чтобы соединить их навечно…

@темы: оридж, мняяяяя!, впечатления

---

Жизненно-студенческое. Но, знаете, и для школьников актуально))

21.07.2009 в 12:00

Пишет  SoDom Kay:

плакаю... жизненно.. да все до последнего смайлика..

11.06.2009 в 18:22

Пишет  Лис в розетке:

Перед каждым новым семестром:


После первой недели:


После второй недели:


Перед проведением внутрисеместровой аттестации:


В процессе аттестации:


После проведения внутрисеместровой аттестации:


Перед экзаменом:


После ознакомления с программой экзамена:


За 7 дней до экзамена:


За 6 дней до экзамена:


За 5 дней до экзамена:


За 4 дня до экзамена:


За 3 дня до экзамена:


За 2 дня до экзамена:


За день до экзамена:


В ночь перед экзаменом:


За час до экзамена:


Во время экзамена:


После выхода из кабинета:


После экзамена, во время каникул:

@темы: Жизненное

---

Список заказчиков драбблов.

список

 Tyrrenian

 andrian-ice

 [Cocaine aka Opium]

 merchik

 Авелий

 lectus stellula

 ~Little Fox~

 sneza

запись создана: 27.11.2009 в 12:26

@темы: список

---

Happy Gothic New Year!

[тигр великой и потрясной  SoDom Kay]

@темы: Празднег же!

---

Очень много отличных мягких медведей в "33 Игрушки"!

запись создана: 30.12.2009 в 13:18

@темы: Празднег же...

---

29.12.2009 в 06:06

Пишет  Tyrrenian:

Чудо для серого волка
Название: Чудо для серого волка
Бета:  ~Little Fox~
Автор: Tyrrenian/  Prokopyan
Рейтинг: R
Статус: не закончено
Жанр: фентези, романс
Дисклеймер: в тексте использованы стихи В.С. Высоцкого!!!

Так... с днями я слегка запуталась...
Волк
За окном валил снег, легко можно было предсказать, что завтра сугробы будут буквально по колено. В прогнозе погоды обещали осадки и морозы, и что-то подсказывало, что эти обещания сбудутся. Но это совсем не огорчало. Почему-то длительный снегопад необычайно радовал Ада, сидящего на подоконнике и глядящего на ночной город, засыпаемый снегом. Это было потрясающее зрелище, отсюда, сверху. Темнота, ослепительно яркий свет окон, огни фонарей и гирлянд, коими были украшены всевозможные магазинчики. А в помещении приятно пахло хвоей, и переливались в свете лампы игрушки на ёлке.
Щелчок, и свет в комнате погас. Заиграла огоньками гирлянда. Тихо, совсем неслышно подошел к Аду Каолу, сонный, теплый и такой родной. Обнял парня за руку, уткнулся лбом в твердое плечо и шумно вздохнул, прижимаясь крепче к прохладной коже Адольфа. Тот повернулся лицом к мальчишке, свесил ноги с подоконника, обнял Каолу за плечи и прижал к себе, наслаждаясь странным, ни на что непохожим запахом мальчика, запахом счастья.
В коридоре кто-то ругался, выясняя отношения. Кричала какая-то женщина, ей отвечал раздраженный мужской голос. «Закричала» сигнализация снаружи, где-то далеко внизу. И совсем рядом, за окном, завывал протяжно ветер. Но Ад слышал только быстрое биение сердец – своего и самого дорогого ему человечка.
Сегодня он разговаривал с матерью, она выражала надежды, что сын приедет до начала Нового Года. Эта женщина – русская, живущая в Германии – верила в то, что «как Новый Год встретишь, так его и проведешь». Она хотела, чтобы ее сын встретил Новый Год в кругу семьи. А Адольфу вдруг захотелось поверить в эту примету, поверить, что, встретив Новый Год рядом с Каолу, с ним он его и проведет.
-Знаешь, - прошептал он в темноте, нарушаемой только вспышками огоньков гирлянды, - есть такое поверье: «Как Новый Год встретишь, так его и проведешь».
Мальчишка кивнул, словно желая показать, что слушает. А Ад меж тем продолжал:
-Я хочу встретить его рядом с тобой, Каолу.
Мальчишка вдруг как-то весь сжался, вздрогнул, кажется, даже всхлипнул и, прижавшись к молодому человеку еще ближе, ответил:
-А я хочу провести его рядом с тобой.
И, словно почувствовав что-то, Адольф отстранился немного от возлюбленного и, взяв его за подбородок, заставил поднять голову. Глаза мальчишки блестели от слез, слезы оставили на его щеках влажные полосы…. Всхлипнув, он порывисто обнял Ада, целуя отчаянно, словно в последний раз. И, поддавшись этому настроению странной безысходности, Шварц ответил на поцелуй так же – словно против воли, словно падая в пропасть из чувств и эмоций, словно это больше никогда не повториться. В этот поцелуй они вложили все свои чувства друг к другу, все свои несбыточные – они понимали это – надежды на будущее, всю боль от предопределенности грядущего. Они падали в бесконечно глубокую пропасть. Вместе. И желали, чтобы это падение никогда не кончалось.
В ту ночь они снова уснули вместе, в который раз. Но в ту ночь они, впервые за эти дни, долго не засыпали, словно боясь проснуться в одиночестве, словно боясь, что все волшебство кануна Нового Года рассеется на следующее утро. В ту ночь они шептали друг другу слова нежности и любви, в ту ночь они говорили ни о чем и обо всем одновременно, отдаваясь друг другу не телами, но душами.
Их чувства оказались слишком похожими на первую любовь. Они и были первой любовью, на самом деле. Пылкой, страстной, сметавшей все на своем пути, уничтожавшей их самих, заставляющей погибать, тонуть в океане чувств и эмоций. Они умирали и рождались вновь в эти дни, их прошлое навсегда отделялось от их будущего, их жизнь разделялась на «до» и «после». До Каолу – после Каолу, до Ада – после Ада…. И это после ранило сердце и душу, и разум, своей безысходностью, неотступностью. Они не смогут быть рядом вечно…. Или… все же… ну а вдруг?
Как всякие влюбленные, эти двое рассчитывали на свое «ну а вдруг?». А оно ускользало от них, быстро, исчезая за поворотом, чтобы появиться вновь, словно из ниоткуда. И любой другой, обычный, не влюбленный, смирившийся со своей участью человек махнул бы рукой, осознав, что шансы почти равны нулю. Но эти двое… они боролись за свое счастье, за свое чудо. В тот вечер – особенно сильно, с отчаяньем и надеждой, не сравнимыми ни с чем. И, знаете,… автор искренне верит, что у них все получится, все будет хорошо. Они тоже – надеются и верят, верят и надеются.
Утром их разбудил звонок адольфового мобильного. Опять, напрочь забыв о разнице во времени, звонила его мама. Искренне беспокоясь за сына, который сильно изменился, по ее мнению, за последние дни, она спрашивала о его здоровье, настроении, делах. Не могла она не спросить и о том, как скоро Ад будет дома. Он ответил, что возникли проблемы, дела. Он впервые соврал матери.
Дел никаких на самом деле не было. Он разобрался со всем еще вчера, доходчиво объяснив дизайнеру интерьеров, чего от него хочет. Дизайнер оказался понятливым. Оставив на него все дела, Адольф сказал, что завтра же вернется в Германию. Ложь. Еще одна ложь. И все из-за этого хрупкого рыжеволосого комочка тепла и счастья, лежащего сейчас на постели и с любопытством слушающего разговор матери и сына.
-Зачем ты ей соврал? – спросил мальчишка, разглядывая Ада.
-Чтобы подольше побыть с тобой, - улыбнувшись, молодой человек лег рядом с Каолу, обнимая, притягивая к себе.
-Врать не хорошо, - упершись ладонями в грудь возлюбленного, заметил паренек неодобрительно.
-Это ложь во благо. Мы побудем вместе, а мама не обидится. Ведь если бы я сказал ей, что в моей жизни появился кто-то важнее семьи,… это бы задело ее. Конечно, она мать и все понимает, но… я не хочу ее огорчать.
Каолу задумчиво кивнул. Кажется, он уже начал понимать премудрости этого странного мира, в котором соврать не всегда означало – сделать что-то плохое. Ложь во благо, ложь во спасенье…
-Я понимаю… - пробормотал он, позволяя обнять себя, крепко-крепко, до боли, до «нечем дышать». – Эй-эй, не так крепко!
Адольф ослабил объятья и улыбнулся в ответ на улыбку мальчишки. А затем, наклонившись, прижался лбом к его лбу, чтобы прошептать, обжигая губы горячим дыханием:
-Я начинаю верить в чудеса.
-Тогда, возможно, стоит попробовать заставить снежинку не таять?
Ад с серьезнейшим видом кивнул. Но вылезать из-под одеяла они не спешили. Долго еще они перешептывались о чем-то своем, необычайно личном, о чем авторы просто не имеют права рассказать читателям. А потом, ни с того ни с сего, пришла в голову Адольфа одна идея…
Для осуществления его идеи – небольшого, но приятного сюрприза для Каолу – пришлось-таки вылезти из постели. Пришлось умываться, одеваться, выходить на улицу – навстречу снегу и морозному ветру. Все, как и обещали синоптики…
Ежась от холода и не смея вытащить руки из карманов, Ад и Каолу практически добежали до небольшого магазинчика напротив гостиницы. Там продавались всевозможные «праздничные штучки». Адольф купил целых пять штук новогодних хлопушек. Одну взорвали прямо на улице. Посыпался на снег серпантин. А среди серпантина и блесток лежал на снегу детский пластмассовый свисток. И через пару мгновений после того, как Ад его заметил, улицу огласил пронзительный свист, а затем – счастливый смех нашкодивших мальчишек. Именно такими они были в тот момент – мальчишками, совсем еще детьми (в душе, конечно, но все же), нашкодившими и теперь радующимися, что их не поймали и не наказали.
Свистя на всю улицу, они вбежали в холл гостиницы, чуть не сбив с ног некоего пожилого джентльмена в дорогом пальто. Даже не извинившись, они пробежали мимо, вихрем влетели в лифт, поднялись на десятый этаж. И, уже в своем номере, взорвали еще три хлопушки. В двух обнаружились пластмассовые колечки, не налезшие Каолу даже на мизинец. В третьей же оказалась детская печать: синяя, в виде пингвиненка. И вскоре все бумаги, какие только нашлись в номере, были украшены синими пингвинами.
-Ну, давай, взорви последнюю! – уговаривал Каолу Адольфа, который, в свою очередь, протягивал хлопушку мальчишке. – Нет, это должен сделать ты!
Обреченно вздохнув, Ад дернул за веревочку. Хлопок. Серпантин и конфетти летят на пол, а вместе с ними летит что-то белое, легкое, почти невесомое. Снежинка из пенопласта. Каолу поднял ее, оглядел со всех сторон изумленно и радостно засмеялся:
-Смотри, она не тает! Не тает!
Сцепленными вместе руками они держали нетающую снежинку и целовались, не замечая, что целуются под омелой, которую романтически настроенная барышня повесила на люстру…

Каолу
А на следующее утро Каолу обнаружил у своей подушки аккуратный белый конверт с нарисованной на нем веточкой омелы и… короткой запиской внутри:
«У тебя всего пять дней, Каоллинаумлеин, надеемся, что ты выполнил свое задание и вернешься домой в срок. Также считаем нужным напомнить, что людям не стоит видеть твою истинную сущность».
Руки как-то сразу затряслись, а грудь сдавило тяжелым обручем, мешающим сделать хотя бы вдох. Неужели только что построенное чудо должно быть разрушено глупыми правилами? Мальчишка с обидой сминал в пальчиках злосчастный листок, не замечая, как по щекам вновь текут соленые капельки слез.
- Маленький, что произошло? – Адольф вдруг оказался близко-близко, обнял, прижимая к своей груди, и бережно, словно боясь навредить, поцеловал в висок. – Почему ты плачешь?
Разве мог Каолу, поклявшийся совсем недавно сделать своего Волка счастливым, рассказать ему правду? Поведать, разрушая такую хрупкую связующую нить, о скором расставании, о том, что даже Новый год станет для обоих только поводом для грусти…. Он уверенно смял записку в кулаке и, вырвавшись из объятий, кинулся в ванную. Надо было проверить только одну вещь.
Мальчишка быстро захлопнул за собой дверь, закрылся на задвижку и еще несколько секунд стоял, пытаясь привести в порядок дыхание. Еще слишком рано. Ничего не должно было быть видно. Он обернулся к зеркалу, крепко-накрепко зажмурившись, сжав кулаки, и… не смог открыть глаза. Так страшно, так не хотелось, чтобы все заканчивалось. Но…
Зеленые глаза отражения ехидно прищурились, разглядывая своего владельца, а потом стали внимательнейшим образом разглядывать левое ухо Каолу, будто там было что-то сверхважное.
- Покажи, - тихонько попросил мальчик и пригляделся к своему двойнику, чтобы уже через мгновение отшатнуться, зажимая рот руками. Нет. Ну почему же так рано? Ведь он еще не успел, не смог отдать самое главное…. А отражение гордо и с удовольствием демонстрировало слегка заостренное ушко с еще пока маленьким изумрудным гвоздиком в мочке. – Мамочка…
- Каолу? – обеспокоено поскребся с той стороны двери Адольф и подергал за ручку, словно надеясь сломать таким образом замок.
- Я… - мальчишка поскорее включил воду и сплеснул лицо водой, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердечко. – Я умыться решил…. Подожди немного…
И пока парень терпеливо стоял под дверью, поводил рукой перед лицом, стирая всякие воспоминания о собственных слезах. Опять ложь…. Весь мир людей был построен на ней, был пронизан тончайшей паутиной недомолвок и преувеличений. У него дома было иначе. Они просто не видели смысла лгать или что-то не договаривать друг другу. Но здесь… «Ложь во благо», - так называли это люди, этому они учили своих детей, это решил никогда не брать с собой по возвращении Каолу.
- Я уже начал думать, что ты утонул, - ласково поцеловал его Адольф, выловив из-за приоткрывшейся двери ванной. – И мне показалось, что ты плакал…
А мальчишка стоял и думал, тщательно выбирал то единственно верное решение из двух, которое позволило бы сохранить свет в душе. Там, на крыше отеля, среди морозного ветра и отзывчивой мягкости города, Каолу впервые понял, что значит любить. Не так, как он пытался представлять себе это: просто быть рядом и день за днем делать дорогого человека счастливее. Оказалось, что любовь, рожденная в двух сердцах, пусть не долговечная, пусть обреченная на провал, - сама по себе чудо. Которое нельзя поймать, принудить силой, которое приходит ниоткуда и уходит в никуда…
- Я плакал, - Волк недоверчиво нахмурился и провел пальцем по абсолютно сухой щеке мальчика, будто бы надеясь отыскать там следы слез. – Волк, я… Я не смогу остаться с тобой на Новый год, как ты хотел, не смогу даже быть рядом в его канун, но…
- Почему? – Адольф опустился на колени перед ребенком, прижимая его к себе и позволяя зарыться шмыгающим носом в свою шевелюру. – Почему, мой маленький?
- Мне…я… Я должен, - Каолу бормотал еще что-то, пытаясь сдержать слезы, не дать себе сорваться на ложь, но… Парень вдруг отодвинулся и прошествовал мимо плачущего ребенка в ванную. И только после яростного хлопка дверью мальчишка резко метнулся к запертой створке, чтобы попытаться сквозь шум воды и фена сказать о своей любви, о том, что его желания никто не спрашивал, что он хотел бы забрать любимого с собой…
Тоненькие пальчики молящее скребли лакированное дерево, сдирая ногти, из глаз лились уже не слезы, а кровь, превращающаяся в россыпь рубинов на полу, а голос из звонкого колокольчика стал больше походить на скрежет несмазанных петель. Через пол часа сил хватало только на тихое «Прости», и даже двигаться было сложно. Мальчишка улегся верным псом под запертой дверью, не заметив, что там уже минут десять как царила тишина, а за окном…
Сметала жесткими ударами стеклянного меча рекламные щиты и провода электропередач королева зима, оскорбленная таким отношением к чуду. Трещали от бушующего ветра стекла, снег сыпал сплошной пеленой, не позволяя увидеть что-либо дальше метра, а люди платили неустанно своим грядущим праздником за то, что не уберегли такого ценного ребенка.… Но Каолу не слышал и не чувствовал ничего, поглощенный льющейся из-за двери ванной болью любимого, понимающий, что Адольф никогда не примет его такого, каким он был на самом деле. И с осознанием окончания счастья уснул прямо на полу, чтобы услышать сквозь дрему и звук открывшейся двери колыбельную своего детства:

За тобой еще нет
Пройденных дорог,
Трудных дел, долгих лет
И больших тревог.

И надежно заглушен
Ночью улиц гул.
Пусть тебе приснится сон,
Будто ты уснул.

Мир внизу, и над ним
Ты легко паришь,
Под тобою древний Рим
И ночной Париж.

Ты невидим, невесом.
Голоса поют.
Правда, это - только сон...
Но во сне растут.

Может быть - все может быть -
Много лет пройдет, -
Сможешь ты повторить
Свой ночной полет.

Над землею пролетишь
Выше крыш и крон...
А пока ты спи, малыш,
И смотри свой сон.

Каолу проснулся от ласкового прикосновения к волосам, от касания нежных губ, от жаркого шепота, сдобренного солеными слезами:
- Прости меня, дурака.… Прости, счастье мое, радость моя, чудо мое…
- Волк… - мальчишка распахнул зеленые глаза и рванул в объятия к расстроенному парню. – Ты знаешь, Волк… Я хотел сказать…
- Тише, мой маленький, не надо… - рыжика заглушили теплым поцелуем, пробравшим до самой души, заставившим восхищенно охнуть. Адольф целовал его, как никогда раньше, пытаясь одновременно извиниться за что-то и передать невиданное до сих пор чувство…
- Послушай же! – Каолу увернулся от поцелуя и посмотрел в такие любимые глаза прямо и уверенно, как умел только его народ, как никогда не пытались смотреть друг на друга люди. – Я не хотел врать тебе, Волк… Просто… Просто надеялся сделать счастливым хотя бы на эти несколько дней…
- Ты и сделал, - улыбнулся Адольф, притягивая мальчишку к себе на колени.
- Я хотел подарить тебе чудо, Альф, - парень вздрогнул, когда Каолу назвал его по имени, - такое, чтобы согревало душу, чтобы не ранило нежное сердце, чтобы могло позволить улыбке распуститься на твоем лице. Я думал раньше, что именно это – любовь, думал, что так помогу тебе сбежать от боли. Вот только любовь – это всегда больно. Даже расставаясь на день, на час, на минуту, есть возможность больше никогда не встретиться. Даже обнимая любимого и прижимаясь к нему крепко-крепко, есть шанс, что это обман. Но знаешь, любовь не в риске все потерять, не в желании осчастливить дорогого тебе человека, и даже не в разливающемся по сердцу сладкому жару, нет. Она ни в чем. Она просто есть, со всеми своими недостатками и причиняемой болью. Как есть солнце над головой, как есть под ногами земля.… И даже если ты сейчас оттолкнешь меня, откажешься от этого чувства, то я… Я все равно не перестану любить тебя. Потому что боюсь выпускать из рук это чудо…
Каолу испуганно сжался в комок на руках парня, последние слова произнося уже еле слышно, и не ожидал, что окажется придавленным к кровати тяжелым телом. А Адольф с непередаваемо серьезным лицом просто целовал постепенно расслабляющегося под его ласками мальчишку, не подозревая, что только что заключил самый важный контракт в своей жизни…

Волк.
Он уйдет, рано или поздно. Ад прекрасно понимал это, но никак не мог смириться с тем, что им придется расстаться. Он успел привязаться к странному мальчишке за те несколько дней, что они жили вместе. Кто бы мог подумать, что, однажды сбив человека, он изменит свою жизнь раз и навсегда?!
Садилось солнце. Каолу мирно спал, свернувшись клубочком. Адольф тоже пытался заснуть. Не получалось. Поэтому он сидел на кровати рядом с мальчиком, смотрел какой-то нудный детектив, в котором с самого начала было ясно, кто преступник, и опустошал одну за другой чашки чая.
Вскоре за окном стемнело. Молодой человек выключил телевизор, укрыл заботливо паренька покрывалом и вышел на балкон, накинув на плечи куртку. На улице было холодно. Шел снег, завывал ветер, гнулись к земле тонкие стволы берез. Зима. Ад никогда не любил зиму, его не радовали праздники. Но мальчишка, спящий сейчас в его кровати, научил его верить в чудеса и радоваться мелочам. Он сам был зеленоглазым чудом – этот мальчик, перевернувший жизнь Адольфа с ног на голову. Непонятным, странным, загадочным – таким, каким и положено быть самому настоящему чуду.
Ад совершенно случайно, чудом заметил падающую с неба звезду. И, хотя мозг услужливо подсказал, что никакая это не падающая звезда, а комета, он все-таки загадал желание. Впервые в жизни загадал желание, неотрывно глядя на падающую с неба, сияющую звездочку. Желание его было предсказуемым, простым донельзя. Но все равно невыполнимым. Однако эта невыполнимость желания не запрещала все-таки надеяться, ждать, мечтать о чуде.
Вернувшись в спальню, Шварц быстро разделся и лег рядом с Каолу, легко обнимая его за талию. Во сне мальчишка бормотал что-то несвязное и прижимался спиной к теплой груди молодого человека. Тот был только за, он был безумно рад возможности просто лежать рядом с рыжеволосым мальчишкой, он был рад, что ему позволено обнимать это чудо, что ему разрешено спать с ним в одной постели.
Раньше Ад засыпал быстро, едва прикоснувшись голой к подушке. Это было не от усталости, даже когда он весь день занимался самым приятным из занятий – ничегонеделаньем – он все равно отрубался мгновенно. С тех пор, как в жизни его появился Каолу, все изменилось. Теперь он подолгу не мог заснуть, много ворочался перед сном, думал ни о чем и обо всем сразу.
Много думал он и той ночью. Он размышлял о словах Каолу. Мальчик просто произнес вслух то, что было очевидным с самого начала. Они не могут быть вместе. Они живут в разных странах, у каждого из них своя жизнь, а Каолу, к тому же, еще совсем ребенок. Их любовь, их чувства были под запретом. Но, в какой-то мере, они сами установили этот запрет. Они сами запретили себе даже думать о том, что, возможно, они все-таки смогут быть вместе, смогут встречаться, ходить по улицам, держась за руки, целоваться в людных местах… Они сами каждый день повторяли себе, что им придется расстаться, что им придется разъехаться по разным странам, забыть друг о друге.
Да, вот такие невеселые мысли посещали Адольфа перед сном. И, да, все его мысли были заняты этим комочком тепла и счастья по имени Каолу. Каолу, Каолу, Каолу… Он все время думал о нем. Постоянно, даже когда того не было рядом. Он слышал это имя везде и всюду, даже когда оно не было произнесено. Каолу.… Думая о нем, как и всегда со дня их знакомства, Ад уснул. И во сне ему все равно снилось это зеленоглазое чудо.
Но когда Адольф проснулся, Каолу рядом не было. Его не было в ванной, на кухне, вообще нигде в номере. Ад систематически оббежал все этажи, спустился в холл, прошелся по ресторану,… но нет. Каолу как в воду канул. Исчез. Его не было даже на крыше – в месте, столь полюбившемся этому странному мальчишке.
Но Адольф не желал отчаиваться. Он не желал верить, что время, отведенное им двоим, подошло к концу, что он больше никогда не увидит свое зеленоглазое чудо. Не в силах усидеть на месте, он вышел на улицу, прошелся по магазинам, которые посещал до этого вместе с мальчиком. И там его не было.
В надежде, что они просто разминулись, молодой человек повторил свой обход еще два раза. И оба раза оказались неудачными. Он спрашивал у продавщиц и случайных прохожих, не видели ли они рыжеволосого и зеленоглазого мальчика, но их ответы были отрицательными.
Однако надежда умирает последней. И Ад все надеялся и надеялся на лучшее, не смотря на то, что неудачи в поисках не прекращались, что бы он ни делал. Он надеялся, что Каолу вернется, даже тогда, когда, вернувшись домой уже под вечер, заснул, не раздеваясь, на кровати, вдыхая странный, ни на что не похожий запах мальчишки, которым пропиталась его подушка.

Каолу
Каолу тихонько прокрался в номер, опасаясь разбудить спящего прямо в одежде Адольфа, и тут же скользнул в ванную. Уже там он позволил себе сползти по холодной кафельной плитке на дно ванной и свернуться там компактным клубочком, с трудом сдерживая слезы. Иллюзия, рассчитанная на пять дней, вдруг поутру начала рассыпаться, открывая явно нечеловеческие черты лица. Пришлось бежать на другой конец города, к одному из немногих работавших в эти дни детских садов, и жадно пить чистую энергию детских сердец. Это было так неправильно, так больно, совершенное заставляло тело судорожно царапать ногтями грязный снег, сжимая до боли зубы, простреливало огненными искрами по позвоночнику, от чего мальчишка выгибался до невероятности. Совершенное высекало из глаз ядовитые слезы. Кровь Каолу физически не терпела зла в любом его проявлении, потому весь предыдущий день он провел, сражаясь сам с собой: терпел боль, тошноту, голод…
Уже ближе к ночи, когда он почти добрался до отеля, из подворотни вынырнули какие-то личности, потребовавшие денег у ребенка со сломанной рукой. А стоило ему с улыбкой сказать, что денег нет – напали, избивая ногами и какими-то железными палками. Больно не было, нет. Но вот душа истерически металась внутри, испуганная таким отношением.
«Люди жестоки, коварны и злы. Они не умеют любить и не знают, что такое добро, - часто учила их мама. Но дети в силу своего возраста и неопытности не верили и отказывались принимать ее слова на веру. – Берегитесь людей…»
А теперь оказалось, что мама была права. Каолу еще больше свернулся под хлещущими избитое тело струями, чувствуя, как намокает гипс, и попытался понять…
Неужели и Адольф – такой же? Неужели его любимый, его Волк, наконец-то поверивший в чудо, такой нежный и ласковый, на самом деле просто притворялся? Перед глазами мелькнуло воспоминание: нависший с совершенно диким выражением лица парень, бесстыдно шарящий по хрупкому беззащитному телу.
«Он ведь услышал… - уговаривал себя мальчик, стараясь не плакать. – Не стал ничего делать. Или… или совершенного достаточно?»
- Каолу, - ребенок изумленно распахнул глаза, разглядывая неизвестно как оказавшегося внутри ванной Адольфа, и тут же потянулся к нему, ища утешения и защиты. Парень, мгновенно сориентировавшись, завернул мальчишку в полотенце и неспешно опустился на пол, устраивая поудобнее печального рыжика. – Маленький мой, где же ты был? Я чуть с ума не сошел…
Он говорил что-то еще, покрывая поцелуями каждую веснушку на курносом носу, дрожащие от подступающих рыданий губы, аккуратные ушки, все крепче стискивал объятья, будто боялся, что рыжик исчезнет. И бормотал. Что-то про крышу, про свою машину, небо, чудо, звезду.… А Каолу мог только судорожно цепляться за лацканы пиджака Адольфа и стараться прижаться еще крепче. До боли. До сводящей с ума волны, пробежавшей по тонкой спине. До тихого стона, когда все же удалось накрыть губы Волка своими.
- Каолу… - парень в первый момент попытался отстраниться, но быстро сдался и перехватил инициативу, пробираясь руками под влажное полотенце. – Что же ты творишь?
- Я люблю тебя, Волк…
Мальчишка выгибался, пытаясь потереться о тело парня, жарко отвечал на поцелуи, инстинктивно подставлял шейку под смыкавшиеся на коже белые зубы и стонал так, что у Адольфа просто крышу сносило от этих звуков.
- Пожалуйста, - в конце концов, взмолился парень, отрываясь от губ, - давай остановимся.
Каолу вздрогнул, как от удара, но все же покорно отпустил голову, прикрывая слезы в изумрудных глазах ресницами, и полез в ванную, чтобы наконец-то помыться. В груди сильнее билось сердце и от схлынувшего слишком резко возбуждения, и от осознания собственной ошибки: он доверился тому, кто плевать хотел на глупые мальчишечьи чувства. Адольф испугался стать ближе, еще раньше отвез сбитого им ребенка не в больницу, а домой к знакомому хирургу, чтобы не светиться в милиции.… Но почему тогда Каолу влюбился в него, готовый отдать самого себя ради одной только улыбки Волка? Почему, каждый раз, вскидывая голову к небу, он улыбался, как безумный, вспоминая, как смотрел на эти же звезды любимый?
Мальчишка потянулся было к упругим струям воды, чтобы позволить себе плакать, не смущаясь взгляда Адольфа, но не успел:
- Каолу… - парень бережно скользил рукой по тонкой спинке, кончиками пальцев обрисовывая каждый позвонок, и облокачивался о край раковины, будто ноги не держали. А в глазах – такой калейдоскоп чувств, что мальчишка задохнулся, необдуманно открывшись для них. И боль разочарования, и страх навсегда потерять что-то бесценное, и счастье от того, что кто-то рядом… Волк чувствовал, принимал все то же, что испытывал сам рыжик, но только не мог показать этого.
- Я люблю тебя, - шепнул ему Каолу, скользнув ладошкой по рукаву пиджака и прижимая тонкие пальчики к двухдневной щетине. И вдруг как-то оказался прижатым к сильному телу, отвечая на глубокий, полный чего-то невообразимого и совершенного, поцелуй. Адольф блуждал руками по плечам мальчика, спине, мягкому животику, с каждым разом рыча все глуше и болезненнее. Словно во сне парень подхватил рыжика на руки и перенес его, на кровать, опускаясь сверху и принимаясь за изучение хрупкого тела.
Если в прошлый раз Каолу боялся, что Волк продолжит, то сейчас – что остановится. Он вцеплялся пальцами то в простыни, то в волосы Адольфа, рассыпавшиеся по его плечам, что-то пытался простонать сквозь накрывший его гулкий туман, но только сильнее выгибался, подстраиваясь под властные прикосновения.
Парень скользил пальцами по всему телу, отправляя армии мурашек в атаку, сцеловывал с искусанных почти до крови губ стоны, ласкал другой букой бедра мальчика. Наконец, обхватил напряженный ствол рукой, крепко сжимая пальцы, размазав по головке выступившую прозрачную капельку, и задвигал кистью во все убыстряющемся темпе. А Каолу понимал, что сошел с ума. Что не может быть ТАК. Неправильно, возмутительно, где-то даже жестоко и больно, но при этом до безумия совершенно.
Он шире раздвигал ноги, позволяя Волку ласкать яички, выгибался под ним дугой, запрокидывая голову похлеще любого гимнаста, и двигался в такт скользящей по члену руке, не в состоянии решить, чего же хочет: чтобы все прекратилось или же, наоборот, продолжилось.
- Я люблю тебя, - шептал ему в ухо Адольф, прикусывая чувствительную мочку, пробегаясь поцелуями по скулам, от чего мальчишка совсем сходил с ума и только больше подставлялся под ласки. Под накрывающую с головой волну. Чувствуя, как сжимается вся вселенная в крохотную точку внутри, чтобы в один миг… взорваться с безумным криком ослепительным фейерверком, сменившимся полной темнотой.
Каолу проснулся довольно рано, с мурчанием прижимаясь к сильному и теплому телу Адольфа. Парень, видимо, успел раздеться, но спать не торопился и сейчас с интересом взирал на смущенно улыбнувшегося мальчишку.
- Доброе утро, - прошептал на грани слышимости рыжик и тут же зарылся носом куда-то в грудь Волка, пытаясь скрыть вдруг покрасневшие щеки.
- Доброе… - парень только улыбнулся и крепче прижал его к себе. – Так, где ты вчера был?

Волк
Все утро Адольф задавал Каолу один и тот же вопрос. Все утро он умело уходил от ответа. О, у этого ребенка самый настоящий талант менять тему! Он просто виртуоз этого дела! Как он отвечает вопросом на вопрос, как играет мимикой, заставляя собеседника испытывать самые разные эмоции, вынуждая забыть о разговоре. Маэстро, браво!
В конце концов, парень смирился. Ну не мог же он, право, заставлять мальчишку отвечать на вопрос! А вопрос ведь, по сути, был очень и очень прост:
-Где ты был весь день, Каолу?
-Тебе правда так хочется это знать?
Кажется, Ад уже успел порядком достать мальчишку, прежде чем тот задал этот вопрос. И, знаете, этот вопрос был идеальным способом уйти от нежеланной темы, не отвечать на вопрос. Потому что только когда Каолу спросил это, Адольф задумался, а действительно ли ему надо знать, где провел паренек весь день. Порой тайному лучше как можно дольше не становиться явным…
Именно так и решил для себя Шварц. Он перестал повторять свой вопрос снова и снова. Вместо этого он задался, наконец, вопросом, что же подарить своему зеленоглазому чуду на Новый Год. Вопрос был сложным. Ведь Ад ничего не знал о Каолу. Он не знал, что любит мальчишка, не знал, чем увлекается, а любые вопросы обязательно навлекли бы подозрения. Спросить же прямо, чего хочет мальчик в подарок, как обычно делал Адольф с родственниками, язык не поворачивался. Этот ребенок был особенным, и для него следовало обязательно устроить сюрприз. И, кажется, молодой человек уже знал какой.
Для создания этого сюрприза требовалось ни много ни мало – фотоаппарат. Достать его было, в принципе, легче легкого. А вот сделать фотографии сюрпризом…
Ад задумчиво посмотрел на мальчонку. Понравится ли ему такой презент? И не будет ли он вспоминать о днях, что они провели вместе, с болью, с горечью? А, может, он и вовсе не захочет ничего вспоминать? Эти мысли отзывали болью в сердце. Но Адольф продолжал думать об этом, задавая себе эти вопросы, но не в силах найти ответы на них.
-Пойдем, погуляем, а? – предложил он, все еще раздумывая о своем подарке.
-Пойдем! – радуясь, что от ответа все-таки удалось уйти, ответил Каолу.
Доев свой завтрак, они быстро собрались и вышли на улицу. После вчерашней метели все вокруг было в снегу. И это было красиво. Красив был иней на ветвях деревьев, красив был лед, покрывавший землю, красив был чистый снег сугробов, блестящий в бледном свете зимнего солнца. Все вокруг буквально пропиталось зимней красотой и предвкушением праздника. Тропинка меж сугробов была усыпана серпантином и конфетти: кто-то взорвал здесь несколько хлопушек. А на витринах магазинов красовались сделанные из бумаги снежинки различных форм и размеров, все вокруг было обвешано мишурой и «дождиком». Все вокруг сияло.
До праздника оставалось два дня. Два дня оставалось у Ада и Каолу. И эти два дня Адольф решил сделать просто незабываемыми.
Он привел Каолу в парк, в кабинку фотографа. И вскоре у них на руках было десять самых разных снимков, на которых они улыбались, смеялись, корчили рожицы. Фотографии, на которых они были счастливы.
Затем, забежав в магазин, они приобрели сравнительно недорогой цифровой фотоаппарат. И, как говориться, Остапа понесло…
За тот день они сделали больше пяти десятков фотографий. На некоторых они были вместе, на других был заснят только Каолу, на третьих – только Адольф. Где-то они стояли в обнимку, где-то – спина к спине. Фоны были самые разные. Только выражения лиц были одинаковы: выражения полного, бесконечного, безграничного счастья.
Но это было еще не все, запланированное Адом на тот день. Когда они пришли домой, уставшие, но довольные, он достал из одного из ящиков шкафа упаковку бенгальских свечей, достал одну и поджег. Посыпались во все стороны огни. Каолу восхищенно глядел на сверкающую, искрящуюся свечу в руках Адольфа. Тот же прослеживал взглядом падение одной искры за другой.
-Как падающие звезды.… Сколько желаний на них можно загадать?
-Загадать желание? – голос Каолу был удивленным.
-Ну да, есть такое поверье. Если загадаешь желание на падающую звезду, оно обязательно сбудется…
-Вот как…
Мальчишка задумчиво посмотрел на падающие искорки-звездочки. И загадал свое желание. Так получилось, что в тот же самый момент загадал желание Ад. Так получилось, что их желания совпали. Так получилось, что в этот самый момент самая настоящая звезда упала с неба. Так получилось, что она услышала их желания. Так получилось…

часть последняя

Каолу
А на следующий день Каолу с замиранием сердца разглядывал собственное отражение в зеркале и все никак не мог решиться выйти к Адольфу в своем истинном обличье. Зеленые глаза, все того же изумрудного цвета, только чуть шире посаженные и лишенные зрачка; аккуратные острые ушки, чуть длиннее человеческих; пара острых клычков на верхней челюсти…. Эльфы его рода всегда были такими: рыжеволосыми, веснушчатыми и зеленоглазыми, довольно сильно похожими на людей. Точнее, на человеческих детей лет пятнадцати, даже в двести лет, как в случае с Каолу.
- Эй, ты там скоро? – Волк уже минут двадцать ломился в ванную, но эльф все не мог решиться. – Каолууу! Давай бегом!
Он сделал пару глубоких вдохов-выдохов, развернулся, взялся за дверную ручку и… вновь отошел к раковине.
- Каолууу!!! Я же не могу больше!!!
Очередной глубокий вдох, крепче зажмуриться и…
- Was ist das?... – Волк от шока временно изъяснялся исключительно по-немецки и, судя по интонации, нецензурно.
- Ну… - развел руками Каолу, крутанувшись на месте для убедительности, - это как бы я.
- Стой здесь и никуда не уходи.
Эльф недоуменно смотрел на захлопнувшуюся перед его носом дверь ванной и заинтересованно шевелил ушками, ловя доносившиеся изнутри звуки. Правда, через пять минут Адольф все равно вышел и силой потащил рыжика к дивану:
- Так. А теперь объясни все по порядку. Что с тобой стало, куда ты пропадал на целый день, и ЧТО ВООБЩЕ ТВОРИТЬСЯ? – растерянный до безобразия немец усадил эльфа, а сам принялся нарезать вокруг него круги, непрерывно сыпля вопросами. Пришлось Каолу дождаться, пока парень устанет и сядет рядышком, пытаясь отдышаться. Только тогда он позволил себе заговорить:
- Что же… Мое полное имя – Каоллинаумлеин, из старшего рода северных эльфов. Не перебивай, - поднял он руку в успокаивающем жесте, заметив, что Адольф порывается что-то сказать. – Потом отвечу на все вопросы. Дальше. Так. Родился я около двухсот лет назад по человеческим меркам в семействе добропорядочных эльфов и сразу же поступил на службу Деду Морозу…
- Кому? – изумленно приподнял брови парень. Казалось, что последняя новость смутила его несколько больше остальных.
- Деду Морозу. Ну, или Санта Клаусу, если тебе так проще, - насупился рыжик и хотел было продолжить, как его вновь перебили:
- А кем ты у него работаешь?
- Если не будешь перебивать – расскажу, - Адольф с улыбкой откинулся на спинку дивана и закурил. Похоже, он решил просто не верить ни единому слову эльфа. Каолу тяжело вздохнул и решил временно смириться с этим. – Работал я у него… Кануном Нового года. И не надо смеяться! Не надо, я сказал! если еще раз хихикнешь – брошу рассказывать. Так-то лучше! Вот, значит, моей работой было создавать людям предпраздничное настроение и дарить веру в чудо. Что, кстати, неплохо получалось. До этого года. Почему? Да из-за тебя! Удивлен? Я тоже был в шоке, когда вытащил из пачки писем черный траурный конверт, в который ты сложил свои мечты. И главное, кому додумался прислать! Это же ужас какой-то! вот меня и отправили помочь тебе поверить в чудо… на три дня…
Эльф сидел виноватый-виноватый, даже ушки печально поникли, а Волк, заинтригованный его последними словами, скользнул ближе, за подбородок приподнимая личико Каолу и спросил, выдыхая прямо в доверчиво приоткрытые губы:
- Три? Тогда почему ты до сих пор здесь?
- Потому что люблю… - рыжик, не дожидаясь приглашения, приник к горячим губам человека, обхватывая того руками и ногами, и наконец-то смог сделать то, чего всегда хотел…
Чем более страстным и глубоким становился поцелуй, тем сильнее закручивался вокруг влюбленных водоворот пространства, стирая все границы и условности. Исчезли стены отеля, дома, леса, земля, проносились мимо звезды и галактики, мерцая сплетенным телам теплым ласковым светом, убегало в никуда само время.
- Волк… - жарко выдохнул прямо в ухо Адольфу эльф, чувствуя властные руки на своих бедрах, выгибаясь навстречу покусывающим ключицу зубам, прося еще и еще…
И кто бы мог сказать, сколько они могли так парить, но в дверь номера постучалась горничная, и парочка выпала из небытия прямо на твердый и негостеприимный пол.
- Уф… - Каолу плюнул на приличия и прямо на четвереньках, как был, пополз открывать. Милая девушка, смущенно улыбаясь, предложила маскарадные костюмы, но быстро поняла, что эти двое сами себе карнавал.
- А что с нами будет дальше? – поинтересовался распластанный по ковру Адольф.

В двадцать три часа, пятьдесят минут Волк с Каолу отчаянно целовались на крыше отеля, игнорируя внезапно поднявшийся ветер и бьющий прямо в лицо снег. Никто не хотел расставаться, потому и пил парень со всей жадностью медовые эльфийские губы, потому и зарывался тонкими пальчиками рыжик в черные с малиновыми прядками волосы, притягивая любимого еще ближе, потому и не заметили оба остановившиеся прямо за краем крыши расписные сани с двумя мужчинами на борту.
- Хм… Может, стоит их так и оставить? – поинтересовался один из них, легко спрыгивая на землю и целуя своего любимого в губы.
- Ну уж нет.… Зря я, что ли двести лет себе смену готовил? – дед Мороз, совершенно не похожий на деда, вдруг сунул пальцы в рот и заливисто свистнул, заставив парочку оторваться друг от друга. – Каолу, пора. Через… восемь минут наступит канун.
- Я могу остаться? – умоляюще посмотрел на Мороза эльф и теснее прижался к ошарашенному парню.
- Прости, но даже мне отпущено всего десять дней в этом мире, - покачал головой маг и тут же перевел взгляд смеющихся глаз на Адольфа. – Спрашивай уже…
- Эммм… Нууу.… Как-то вы не слишком похожи на белобородого старичка… - парень заметно засмущался под дружным фырканьем собравшихся. Действительно, в статном черноволосом мужчине лет сорока с шальными синими глазами и элегантно посеребренными висками сложно было признать доброго старичка из детских сказок. До тех пор, пока он не взмахнул рукой, мгновенно отрастив белую бороду по пояс и шапку, прикрывшую смольные пряди.
- Так лучше? – со смешком спросил маг, но, тут же посерьезнев, продолжил. – Каолу, прощайся бегом. Время на исходе.
Эльф испуганно моргнул пару раз, а потом жарко приник поцелуем к губам Адольфа, не заметив, как мужчины тоже принялись «прощаться» прямо через борт саней.
- Слушай, убери ты свою растительность, - недовольно буркнул первый, и Мороз послушно превратился в прежнего импозантного франта.
- Каолу.… Три минуты!
- Волк, я тебя очень-очень люблю, правда! – эльф смотрел на парня своими невозможными изумрудными глазами, в которых падали и загорались зимние звезды, и все никак не мог разорвать руки. Уже сидя в санях, он спросил, продолжая глядеть прямо на любимого. – Ну, неужели ничего нельзя сделать?
- Эх, хотел до завтра оставить… - Мороз полез за пазуху и, покопавшись немного, вытащил оттуда… полупустой пузырек маслянистой жидкости, который тут же был перехвачен вторым мужчиной. – Упс, не то. Где же оно?
Маг полез еще глубже и в итоге достал из кармана старинные часы, расписанные кучей малопонятных символов, которые и кинул ошалевшему от происходящего Адольфу:
- Держи! Руслан поможет тебе с ними разобраться, и ты сможешь сам приходить в наш мир, когда пожелаешь…. Правда, не нарушая некоторых правил, но все же. А нам – пора.
Расписные сани уносились ввысь от двух расстроенным расставанием мужчин, а над дремлющим городом разносился колокольный звон, предвещающий наступление кануна Нового года, и звонкий голос Каолу:
- Мы снова встретимся! Только верь, Волк! Верь в наше чудо!
- Еще бы в тебя не верить… - скептически пробормотал Адольф и повернулся к стоящему рядом мужчине. – Ну и как этим пользоваться? Я же без него и трех дней не выдержу!

---

С Новым Годом!

23.12.2009 в 08:59

Пишет  Tyrrenian:

Чудо для серого волка
Название: Чудо для серого волка
Бета:  ~Little Fox~
Автор: Tyrrenian/ Prokopyan
Рейтинг: R
Статус: не закончено
Жанр: фентези, романс
Дисклеймер: все наше... Ладно, буквы принадлежат создателям русского алфавита.
Размещение: низя. буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
Предупреждение: выкладывать буду по кусочку в день)))
Каолу
Зима в этом городе была самой что ни на есть настоящей. Не похожей ни на слякотную московскую полуосень, ни на приморское льдисто-ветренное издевательство, когда дороги под ногами превращаются в каток, а лицо обжигает хлесткий ветер. Нет. Эта зима появлялась в середине ноября, накрывая землю белым пуховым одеялом, и оставалась в нем до апреля. За эти пять месяцев она бескорыстно одаривала жителей города собой: трескучими морозами, хрустящим под ногами серебристым снегом и неожиданно глубоким ночным и звездным небом. Небом, которое в августе с теплом и легкой снисходительностью взирает на копошащихся внизу человечков, а к концу декабря словно замирает в предвкушении чуда.
Именно в такое удивленно перемигивающееся ясными звездами небо и вглядывался Каолу. Он неспешно брел по улицам в своей совсем непригодной для сибирской зимы курточке и то задирал голову вверх, то восторженно прижимался курносым носом к нарядно украшенным витринам магазинов. И непрерывно улыбался. Прохожим, танцующим в желтом свете фонаря снежинкам, цветным подарочным коробкам в руках спешащих прохожих и, конечно, небу. Оно словно отражалось в искристо-зеленых глазах мальчишки, в рассыпанных по носу и щекам веснушках, в наивной и открытой улыбке.
Какая-то полная женщина, с едва ли не слезами пересчитывавшая свой скудный капитал в кошельке, вдруг рассмеялась навстречу шаловливо смахнувшему челку с глаз Каолу и двинулась домой. К дочери. И плевать на непрерывно тянувшего деньги и кровь молодого любовника, когда дома ее ждал собственный ребенок, личное маленькое чудо.
Каолу проводил счастливую женщину задумчивым взглядом и серьезно кивнул каким-то своим мыслям. Все было правильно, но мальчишка имел задание. Слишком сложное для ребенка, но безумно важное для одного-единственного человека.
Ноги в мягких и несерьезных ботинках легко отмеряли километры, рисовали цепочку небольших следов в сером лабиринте города. Витрины, все в весело моргающих праздничных гирляндах, отражали невысокую хрупкую фигурку в мешковатой одежде, короткие на затылке рыжие волосы, слишком длинную челку и раскосые зеленющие глаза под густой тенью черных ресниц.
«А до Нового года всего десять дней осталось», - засунув руки в карманы, Каолу остановился прямо посреди пешеходного перехода и, вновь запрокинув к небу голову, позволил людскому потоку плавно обтекать себя. Кто-то недоуменно пялился на странного мальчишку, кто-то посоветовал ему не мешаться под ногами, а кое-кто даже глаз не поднял от заснеженного асфальта. А Каолу все стоял и удивленно созерцал, как загорается рядом со сверкающим в вышине белоснежным гигантом маленький, еще робкий, неуверенный в собственной красоте и силе, огонек.
Так протягивает руку взрослому и нарочито строгому учителю изумленный собственной смелостью малыш, так игривый котенок ластится к маме-кошке, выгибаясь полосатой спинкой…
От размышлений Каолу отвлек сильный удар в бок, снесший тонкое тело в холодное месиво снега и грязи на земле. Уже в свете автомобильных фар мальчишка с недоверием и легкой обидой рассматривал вывернутую под неестественным углом руку.
- Ты… ИДИОТ!!! – из большого, таинственно сверкающего в свете ночных огней темного автомобиля выскочил высокий и худой парень. Длинные, до плеч волосы с несколькими выкрашенными в кислотно-фиолетовый цвет прядками, неуместно смотрящийся на фоне дорогого пальто пирсинг в губе. Парень обхватил Каолу руками за плечи и затряс так, что у того замоталась из стороны в сторону голова, словно у игрушки. – Какого ты торчишь посреди дороги? Жить надоело?
А мальчишка только растерянно улыбнулся, все еще не понимая причин волнения этого красивого и такого взрослого человека, и честно ответил:
- Я просто на звезды засмотрелся… Они сегодня удивительные!
Каолу попытался было сказать что-то еще, но водитель авто, обернувшись на собравшихся вокруг людей, решил проявить заботу о жертве собственной невнимательности:
- Дурак. На дороге идти надо, а не на звезды пялиться! У тебя хоть все цело?
- У меня вот, - мальчик протянул под самый нос парня беспокоящую его своим неправильным положением руку и улыбнулся еще шире. Почему-то ему показалось, что теперь взрослый рассмеется такой неудачной композиции из костей и мышц, но тот только страшно побледнел, сжал в тонкую нить губы и одним движением сгреб Каолу в охапку, забрасывая на заднее сиденье своего «Лексуса».
- Сильно болит? – с легким удивлением парень наблюдал за тем, как с любопытством изучает дорогой кожаный салон странный ребенок.
- А должно? – через призму зеркала заднего вида на водителя уставились удивительно зеленые глаза, а Каолу вновь широко улыбнулся, стараясь успокоить мужчину.
- Ну, да… Обычно так бывает…
- Ты хочешь, чтобы мне было больно? – казалось, мальчик совершенно не испытывал дискомфорта, чем по непонятной причине безумно раздражал парня.
– У тебя, между прочим, перелом руки. А это очень и очень больно.
- Ну, раз ты так хочешь… - Каолу обиженно пожал плечами, а в следующий миг закричал, хватаясь за кисть. Тоненько и отчаянно, переходя в ультразвук, роняя прозрачные капельки слез на кожаное сидение. Парень, несколько минут созерцавший это, вдруг сплюнул и резким движением завел автомобиль, рассчитывая увезти пострадавшего к одному знакомому врачу и втихомолку наложить ему гипс. Он даже не заметил, как, скатившись на автомобильный коврик, детские слезинки превратились в чистейшей воды бриллианты.

Волк
Последние несколько недель жизни Адольфа Шварца являлись, по его мнению, сущим адом. Для начала, в канун Рождества, который по традиции проводился им дома, в кругу семьи, он был вынужден приехать в Россию. Приехал он в эту страну по делам, связанным с его модным домом. Адольф собирался открыть в России сеть магазинов одежды. Изначально планировалось, что все договора будут заключены дистанционно, но возникли некоторые проблемы с проектированием самих помещений его магазинов в одном из восточных городов страны. Шварц посчитал нужным лично во всем разобраться.
В Россию он приехал поздним вечером. Заранее взятый напрокат автомобиль уже ждал его в аэропорту. Получив у служащего местной стоянки ключи, Адольф сел в практически свой «Лексус» и отправился в отель. Этот город он знал относительно неплохо: он бывал здесь пару раз и, к тому же, перед поездкой тщательнейшим образом изучил карту города, чтобы без проблем добраться до отеля, в котором для него уже был зарезервирован номер.
Зима в городе выдалась холодной и снежной. Пальто не особо грело, благо Адольф практически не вылезал из автомобиля. Обычно он приоткрывал окна авто, чтобы впускать внутрь свежий воздух, но в этот раз это было недопустимо. Заболеть Ад не хотел.
Настроение от достаточно быстрой езды поднималось. Но этот день для Шварца явно был несчастливым, как собственно и предыдущие семь. Уж очень неудачно он вспомнил об обещании матери – позвонить по приезду в Россию. На секунду отвлекшись от дороги, он полез в бардачок за телефоном. Раздался глухой удар. Вздрогнув, Адольф посмотрел на дорогу и резко затормозил. Впервые в жизни он сбил человека.
- Ты… ИДИОТ!!! – выскочив из автомобиля, провозгласил Шварц несдержанно.
Подойдя к жертве своей невнимательности, он с силой встряхнул мальчишку:
-Какого ты торчишь посреди дороги? Жить надоело?
Странный мальчишка удивительно безмятежно улыбался, рассеянно глядя на молодого человека.
- Я просто на звезды засмотрелся… Они сегодня удивительные!
Мысленно выругавшись, Ад посмотрел через плечо на собравшихся вокруг людей и уже спокойней спросил:
- Дурак. На дороге идти надо, а не на звезды пялиться! У тебя хоть все цело?
Парнишка показал неестественно вывернутую руку. Шварца слегка замутило от этого не особо приятного зрелища. Перелом, черт бы его побрал. Глубоко вздохнув, Адольф подхватил парня и усадил на заднее сиденье «Лексуса». Сев на водительское сиденье, молодой человек поинтересовался:
- Сильно болит?
- А должно?
Парнишка был удивительно спокоен для человека, только что попавшего под автомобиль.
- Ну, да… Обычно так бывает… - растерянно произнес Ад, глядя через зеркало заднего вида в удивительные зеленые глаза пострадавшего.
- Ты хочешь, чтобы мне было больно?
Вопрос был произнесен с нотками укоризны в голосе.
- У тебя, между прочим, перелом руки. А это очень и очень больно, - с нотками раздражения в голосе произнес немец.
Удивительный мальчишка. Уже два раза он сумел вывести из равновесия обычно сдержанного Адольфа. Молодой человек мысленно удивлялся этому непостижимому ребенку.
- Ну, раз ты так хочешь…
Он, что, обиделся?! Ад совершенно не понимал, что происходит. И тут… мальчишка буквально взвыл, по щекам его потекли явно искренние слезы. Сердце парня на мгновение сжалось от жалости к мальчишке. А затем он, плюнув на все, завел автомобиль, вспоминая адрес своего знакомого русского врача, у которого он гостил в прошлом году. Вспомнил. И через час он уже сидел в гостиной своего друга, который накладывал гипс мальчишке, запершись в своем кабинете.
Вскоре мальчонка с загипсованной рукой вошел в залу. Рассеянно оглядев комнату, он подошел к Адольфу и, спросив разрешения, сел рядом. Аду было как-то неловко рядом с этим необыкновенным ребенком. Он вздохнул с облегчением, когда в комнату вошел Алексей Хворостов – хирург.
-Придешь ко мне через месяц, ладно? – спросил он мальчишку.
Тот кивнул подозрительно рассеянно, словно и не слышал вопроса. Адольф нахмурился, но ничего не сказал. Повернувшись к другу, он поблагодарил его:
-Спасибо, ты меня очень выручил.
-Да не за что. Обращайся, - Хворостов добродушно улыбнулся. – Задержитесь у меня?
-Извини, но нет. Его ведь, наверное, родители обыскались, - кивок в сторону мальчишки.
-А… Ну, да. Ты загляни, если время будет.
-Загляну, - улыбнувшись, ответил Ад, вставая с дивана. – Пойдем.
Последняя фраза была обращена к мальчишке. Тот послушно встал с дивана и последовал за Шварцем. И только когда за ними закрылась дверь дома врача, Адольф додумался спросить у мальчишки:
-А ты где живешь-то?
-Далеко, - последовал ответ.
Адольф нахмурился.
-На другом конце города, что ли?
Мальчишка отрицательно замотал головой. И, глядя на звезды, произнес:
-Нет, в другом… - он умолк, оборвав фразу на полуслове, явно задумавшись о чем-то другом.
-В другом городе?! – испуганно предположил Ад.
Мальчонка вновь посмотрел на него и неожиданно радостно улыбнулся:
-Ага.
Адольф с трудом сдержал рвущиеся наружу ругательства. Нет, ну почему ему так не везет?! Что же это за несправедливость такая?!
Некоторое время он молчал, размышляя о чем-то. И, наконец, решившись, кивнул.
-Ладно, переночуешь сегодня у меня в номере. А там посмотрим, что с тобой делать.
-Ага, - мальчишка снова кивнул и счастливо улыбнулся.
С тяжелым вздохом Адольф открыл перед ним заднюю дверь машины. Что-то подсказывало ему, что неприятности только начинаются…



Каолу
Врач оказался приятным улыбчивым мужчиной, и Каолу охотно заткнулся, когда его об этом попросили. Мальчишке хотелось смеяться, глядя в добрые голубые глаза и подаваясь навстречу прохладным, но мягким и нежным рукам.
- И что ты за зверек такой? – врач, представившийся Алексеем, потрепал ребенка по волосам и принялся накладывать гипс. Ощущения были не то, чтобы неприятными, скорее, непривычными, и Каолу склонил на бок голову, запоминая новое чувство.
- Ну, вот и все, - Алексей вновь растрепал мальчишке волосы и выпроводил его в гостиную, где сидел в ожидании мрачный незнакомец. Всю дорогу сквозь пелену слез Каолу разглядывал его, наслаждаясь этой почти нереальной красотой человека. Тонкие черты лица и при этом несколько тяжеловатый подбородок, льдинки серых глаз. Парень походил на воина, только что сошедшего с быстроходного драккара и временно накинувшего вместо привычного доспеха современную одежду. А еще… Еще мальчик видел, как уже робко и безнадежно скреблась в самом сердце незнакомца маленькая вера в чудо. Крошка просто задыхалась под гнетом тяжелых будничных проблем, переживаний реальности, воспоминаний, ежедневных забот. Казалось, что парень никогда не позволял себе остановиться, замереть на секунду под пронзительным звездным небом и просто помечтать. О трогательном подарке, бесцельной прогулке по лесу, тихом вечере у камина. Нет. Его душа и разум были выточены из стали, закалены в огне и воде, и ранили острыми краями все казавшееся парню лишним или ненужным.
«Разве можно так?» - спрашивал себя Каолу и не находил ответа. Сам он жил исключительно мечтами, искренним восхищением окружающим миром, удивлением каждому новому часу. Внутри мальчишки зародилось такое сильное чувство жалости к сидящему перед ним человеку, что он тут же постарался стать ближе, хоть немного прикоснуться к теплой коже, подарить частичку чуда…
- Можно? – парень скептически оглядел загипсованную по самые кончики пальцев руку и кивком позволил сесть рядом с собой. Вот только напряжение в его теле все больше росло, распространяя по коридору неуютные колкие волны.
-Придешь ко мне через месяц, ладно? – поинтересовался вышедший из кабинета врач, а Каолу, весь в переживаниях за едва не убившего его незнакомца, только рассеянно кивнул, думая, как бы остаться подольше рядом с хмурым парнем.
– Пойдем.
Этот голос мальчишка услышал и уловил почти сразу. Такой же, как и его владелец, жесткий, властный, холодный… Парень потащил его в уже знакомую машину и только там спросил:
-А ты где живешь-то? – Каолу серьезно задумался, не желая врать. Но и правду сказать тоже было бы чревато.
-Далеко.
-На другом конце города, что ли?
Мальчишка отрицательно затряс головой и, взглянув на свою любимую звезду, попытался объяснить:
-Нет, в другом… - так заинтересовавшая его несколькими часами ранее зеленая звездочка вдруг как-то неуловимо вспыхнула и тут же погасла, оставив за собой только тихий отсвет.
-В другом городе?! – вырвал его из раздумий голос воина.
Мальчонка вновь посмотрел на него и неожиданно радостно улыбнулся, так, наверное, было лучше для обоих:
-Ага.
-Ладно, переночуешь сегодня у меня в номере. А там посмотрим, что с тобой делать. – Каолу был рад возможности остаться с парнем подольше, возможности научить его просто верить в чудо. Почему-то это казалось самым важным.
-Ага, - мальчишка снова кивнул и счастливо улыбнулся.

Гостиничный номер оказался большим и светлым, а за купюру, сунутую в руки администратора, мальчишку пообещали пропускать в любом случае. Комнат было две: огромная гостиная с окном во всю стену и пушистой вкусно пахнущей елкой посередине, и спальня. Зеленое дерево было словно грустным, совсем не праздничным с одинокой ниткой дождика. Каолу тут же рванул к огромной серой коробке у дальней стены и замер, завороженный видом из окна. Город, словно состоящий весь из ночных и праздничных огней, полыхал, начинаясь где-то у земли и искривленной волной поднимаясь к самому горизонту.
По дорогам текли, сливаясь и мерцая, огненная и ледяная реки, сложенные из света автомобильных фар, на крышах домов мигали гирлянды, а обычно унылые и одинокие фонари только добавляли романтики к общей картине.
- Ух тыы!!! – мальчишка прижался носом к холодному стеклу, но тут же отодвинулся, когда от его дыхания по поверхности растеклось туманное облачко. Тонкие пальчики целой руки сами потянулись к неровному кружку и нарисовали в нем улыбающуюся рожицу, которая медленно испарилась.
- Осторожней, - легонько приобнял ребенка парень и оттащил от стекла.
- Так красиво! Это потрясающе! – Каолу просто распирало от восторга, и он искренне не понимал, как можно столь равнодушно взирать на всю эту красоту.
- Угу… - парень угрюмо кивнул, скользнув взглядом по окну, и поинтересовался. – Как тебя хоть зовут?
- Каолу… - мальчишке очень нравилось собственное имя, означавшее на его родном языке «канун Нового Года», и он всегда с удовольствием перекатывал на языке звенящие слоги.
- Иностранец? – вскинул брови воин. – Мое имя Адольф, но ты можешь звать меня…
- Волк…- почему-то такое прозвище показалось мальчишке правильным, потому он и перебил старшего. – Благородный волк с Дальнего севера. Серо-белый, с густой шерстью и мудрыми желтыми глазами. Он бродит по неверному слою снегов и разрывает воем ночную тишину…
- Да уж, фантазия у тебя…
Адольф слегка удивленно покачал головой и жестом предложил мальчишке сесть за уже накрытый стол. Салаты, какие-то маленькие бутерброды, мясо… Каолу брезгливо поморщился, глядя на исходящие паром куски говядины, и притянул к себе поближе что-то красно-белое в глубокой миске.
Он зачерпнул салат прямо пальцами, сминая в щепоти словно плов, и с удовольствием положил получившийся комок в рот, жмурясь от приятного кисло-сладкого вкуса. Правда, пришлось облизать пальцы, один за другим, но… Кушанье оказалось настолько вкусным, что мальчик не сразу заметил протягивающего ему с улыбкой вилку Адольфа:
- Тебя что, не научили в детстве столовыми приборами пользоваться? – парень ел, тщательно нарезая, а затем пережевывая каждый кусочек, скрупулезно отсчитывая количество укусов, тогда как Каолу наслаждался самим процессом приема пищи.
- А почему у тебя елка не наряжена? – спросил мальчишка, когда тарелки опустели. Справляться с вилкой оказалось довольно сложно, и поэтому он тайком помогал себе пальцами.
- Не вижу смысла, - пожал плечами парень, но тут же удивленно выдохнул, когда радостно ухмыляющийся мальчишка устроился у него на коленях, притягивая к себе за шею и настойчиво целуя.
- А давай нарядим, - прошептал Каолу, глада прямо в расширенные от удивления серые глаза. – ну пожалуйста-пожалуйста…

Волк
«У него потрясающие глаза», - уже в который раз подумал Ад. И сейчас эти глаза находились так близко… И с каждой секундой становились все ближе.
Каолу – этот волшебный мальчик из ниоткуда – обвил худыми руками шею Адольфа, заставляя приблизиться, и поцеловал. Это был быстрый, легкий, невыразительный поцелуй – так, всего лишь касание губ. Но одного лишь этого касания хватило, чтобы Ад неосознанно потянулся к губам отстранившегося мальчишки. И тут же замер, осознав, что чуть не сделал.
- А давай нарядим, - прошептал Каолу, глядя прямо в расширенные от удивления серые глаза. – Ну, пожалуйста-пожалуйста…
«У него потрясающие глаза. Неземные, волшебные, сказочные…» - парень не мог не думать о больших зеленых глазищах, которые, казалось, сияли изнутри. Он не мог отказать этому удивительному мальчишке. Как потом оказалось – ни в чем.
-А давай, - Шварц улыбнулся, глядя, как мальчишка, резво соскользнувший с его колен, роется в серой коробке, вынимая на свет божий разноцветную мишуру и сверкающие в электрическом свете шарики.
-Эй, а ты, что, не будешь?
Каолу, кажется, удивился, что его новый знакомый не присоединился к нему. Кажется, даже немного расстроился. На какое-то мгновение его очаровательная мордашка стала такой грустной-грустной,… что Ад не сдержался: поднялся-таки с кресла и, сев рядом с мальчишкой на корточки, принялся доставать из коробки разнообразные игрушки.
-Вай!! Смотри, какая красота! – вдруг воскликнул Каолу, сунув прямо под нос Аду нечто белое и искрящееся.
Это нечто при ближайшем рассмотрении оказалось самым настоящим ангелочком – хрупким, блестящим, одетым в платьице из шуршащей серебристой ткани, с крылышками из самых настоящих перьев. Особого восхищения это творение рук человеческих у Адольфа не вызвало, но, чтобы не огорчать жизнерадостное зеленоглазое чудо, сидящее напротив, он заставил себя улыбнуться по возможности искренне и произнес:
-Да, красиво…
-Ну почему тебе не нравится! – неожиданно, с обидой и возмущением в голосе произнес мальчишка. Не хватало только ножкой топнуть… - Ну разве это не красиво?! Он совсем как живой! И блестит! А ты…
Помрачнев ни с того ни с сего, Каолу умолк. Руки его опустились, он уставился невидящим взором в пол. И спросил, тихим, безжизненным голосом, так не похожим на тот, которым он только что отчитывал Адольфа:
-Ты в ангелов хоть веришь?
Он поднял голову и с невероятной надеждой в глазах посмотрел на Ада. Тот, правда, очень хотел оправдать эту надежду. Но не мог. Не мог соврать, потому что, каким-то непостижимым образом мальчишка угадывал в его словах ложь. А потому Адольф честно ответил:
-Не верю.
-Ну и дурак!
Зеленоглазый ангел вскочил, серебристый ангел полетел на пол. Ад успел поймать последнего. Но не успел остановить мальчишку с непривычным, странным, волшебным, таким же, как и он сам, именем. Каолу…
Хлопнула дверь ванной, Ад услышал звук защелкивающегося замка. За этим звуком последовал шум воды, набирающейся в ванну. Судя по звукам, мальчишка решил воспользоваться пеной для ванн.
Вздохнув, Адольф продолжил наряжать ёлку. Давно он этим не занимался…
Эти минуты, в течение которых он наряжал новогоднее дерево, показались ему сущим адом. Иголки неприятно кололи пальцы, когда он вешал шарики. Некоторые из игрушек не удерживались на ветках – падали. Целых два шарика разбились из-за того, что Ад «неправильно» их повесил. А еще он чуть не свалился со стула, когда вешал на макушку ярко-желтую, сделанную из мишуры звезду. В самую последнюю очередь он повесил ангелочка. Практически в самом центре видимой части дерева. Отошел на пару шагов, чтобы оглядеть плоды своих трудов. И невольно залюбовался.
-А ведь, и, правда, красиво… - пробормотал Адольф, улыбнувшись.
Дверь ванной открылась. И вскоре, оставляя за собой мокрые следы, спотыкаясь о полы длинного ему халата, в комнату прошлепал мокрый, взъерошенный, отфыркивающийся Каолу. И замер у порога, открыв рот и восхищенно глядя на украшенное дерево. Медленно губы его растянулись в счастливую улыбку, ставшую уже привычной для Ада. А потом он вдруг сорвался с места, побежал, кажется, в сторону Адольфа, но, запутавшись в длинном «подоле» халата, рухнул на пол. Парень, наблюдавший эту сцену, не смог сдержать смешка. И тогда мальчишка схватил его за ногу и резко потянул, заставив упасть рядом. Теперь они уже смеялись, причем смеялись вместе, заразительно весело, щекоча и щипая друг друга. А потом, ни с того ни с сего, как и в прошлый раз, Каолу поцеловал Ада.
На этот раз поцелуй был, что называется, настоящим. Долгим, сладким, невыносимо нежным. Ад, забывшись, обнял мальчишку за талию, притягивая к себе. А тот – дурачок! – совсем не сопротивлялся. И даже наоборот – активно прижимался к парню.
-У тебя губы со вкусом счастья, - неожиданно произнес Каолу, отстранившись.
Адольф изумленно посмотрел на мальчонку, не зная, как реагировать на него, на его слова, на его действия. А затем позволил себе улыбку, на этот раз – искреннюю:
-А у тебя – со вкусом сбывшихся мечтаний.
Улыбка Каолу стала еще шире. Он чмокнул в щеку своего случайного знакомого, перевернулся на спину и спросил, глядя в потолок:
-А что еще принято делать на Новый Год?
-Ну… - Адольф задумался, вспоминая традиции этой страны. А затем неожиданно хитро улыбнулся:
-Играть с хлопушками, зажигать бенгальские свечи, устраивать фейерверки…
-ФЕЙЕРВЕРКИ?! – буквально подскочил Каолу.
-Фейерверки, - подтвердил Ад, кивая.
-Давай устроим фейерверки! Ну, пожалуйста!
Ну, разве мог Шварц ему отказать?
-Давай, - проговорил он медленно, растягивая слова. – Завтра мы купим фейерверки.
-Ты чудо! – провозгласил Каолу.
Ад смог только рассмеяться в ответ. Всего за несколько часов этот странный мальчишка перевернул с ног на голову все его представления о праздниках. И что-то подсказывало, что это – только начало.

Каолу
Ну почему? Каолу не мог понять этого странного человека. Почему он отказывался просто верить? И даже найденный в коробке с елочными игрушками ангелок не смог наставить его на путь истинный. Мальчишка опустился на край ванной и, включив воду, разревелся от обиды. Ведь он отдал Адольфу частичку своего счастья, почему же ничего не получилось? Вдруг безумно захотелось вернуться домой. Туда, где его понимали, где умели улыбаться и радоваться всяким мелочам. Пушистому снегу, укрывающему ветви деревьев, проблескам льда в лунном свете, легкому морозцу, приятно пощипывающему щеки. Но воин не хотел становиться счастливее, будто ему было нужно что-то еще, помимо самого факта счастья.
«Я ведь смогу?» - робко поинтересовался Каолу у собственного отражения и широко улыбнулся, смахивая с глаз капельки слез, когда рыжеволосый мальчишка в зазеркалье уверенно кивнул, забавно сморщив веснушчатый нос.
Пена для ванной, случайно опрокинувшаяся в воду, поднялась до самого края так, что пришлось уминать ее руками. Каолу так понравилось это действо, что он еще некоторое время развлекался, пропуская радужные шарики между пальцев. А потом опытным путем выяснил, что можно набрать еще и горячую воду. И пена вновь взбухла, скрывая довольного мальчишку с головой.
Пару раз из-за двери доносился звон бьющегося стекла, заставляя ребенка вздрагивать. Он подумал, было, что Адольф разозлился на него из-за ангела, и что по выходу из ванной предстоит серьезная взбучка. Будь у Каолу ушки, они бы печально поникли, когда он намыливал голову пахнущей миндалем жидкостью, когда растирал ее же по всему телу, когда нежился под упругими водяными струями. Но даже такие забавные мероприятия не смогли окончательно прогнать страх из души мальчишки. Поэтому он с некоторой опаской выглядывал из-за двери, уговаривая себя:
«Если он будет зол, то уже не сможет стать счастливым, так ведь?» - и отражение ободряюще подмигнуло на прощание.
А в комнате… Стояла наряженная красавица-елка с гордо пушащейся зеленью ветвей и поблескивающими в отсветах шариков шишечками. Дерево распространяло вокруг себя просто убийственный аромат и ощущение приближающегося праздника. Огни в огромном окне только прибавляли света и предпраздничной атмосферы, а сам Адольф выглядел таким… довольным, умиротворенным. Исчезла глубокая складка между бровей, разгладились вечно сжатые губы, заблестели лунным светом глаза. Парень любовался на творение рук своих и, похоже, был готов стать счастливым.
И Каолу, не удержавшись, попытался подбежать к нему, чтобы обнять, запечатлеть на губах поцелуй (ему еще в прошлый раз понравилось, но… надо было понять, правильно ли это). Вот только ноги запутались в длинных полах халата, роняя своего владельца на пол под глубокий и неожиданно приятный хохот Адольфа. Тогда мальчишка сделал то, что часто проделывал с собственными братьями: потянул за ноги парня, роняя его рядом с собой, и тут же принялся уворачиваться от щекочущих пальцев с громким смехом.
И совсем не задумывался, когда губы Адольфа вдруг оказались так близко, а серые глаза смеялись, полные радости от происходящего. Поцелуй, поначалу такой же, как и первый, вдруг превратился во что-то совсем уж нереальное с искрами фейерверков, пробегающими вдоль спины толпами мурашек, и с удивительным вкусом…
- У тебя губы со вкусом счастья, - парень секунду недоуменно смотрел на Каолу, а потом, улыбнувшись, ответил:
-А у тебя – со вкусом сбывшихся мечтаний.
И стало так тепло на душе, будто маленькую звездочку согрело и укрыло своим светом огромное светило. Будто нашелся в мире человек, с которым хотелось просто быть. Мальчишка вспомнил свои ощущения и решил, что стоило бы показать Адольфу, каково это:
-А что еще принято делать на Новый Год?
-Ну.… Играть с хлопушками, зажигать бенгальские свечи, устраивать фейерверки…
-ФЕЙЕРВЕРКИ?! – Да! Это было то, что нужно! Взмывающая под облака огненная стрела, которая в вышине распускается изумительным по своей красоте цветком.
-Фейерверки, - подтвердил Ад, кивая.
-Давай устроим фейерверки! Ну, пожалуйста!
Парень ненадолго задумался, а потом, словно нехотя, ответил:
-Давай. Завтра мы купим фейерверки.
-Ты чудо! – провозгласил Каолу.

На ночь Адольф попытался уложить мальчишку в кровать, а самому отправиться спать на диван, но Каолу заявил, что в таком случае ночью переползет туда же. Пришлось парню, тяжело вздыхая, укладываться на огромное ложе, с самого края, чтобы, не дай бог, не задеть ребенка.
Уже под утро мальчишка тихонько придвинулся к спящему Адольфу, обвивая руками его шею, и решительно поцеловал, чтобы вызвать внутри то чувство восторга, которое так понравилось ему в прошлый раз. Парень что-то сонно пробормотал, но так и не проснулся, позволяя Каолу продолжать свою исследовательскую деятельность. Целовать другого самому оказалось… иначе. Легкий трепет первых прикосновений плавно сменился желанием сорвать с тонких губ ответ на свои действия, а потом, когда язычок проскользнул в теплую глубину рта Адольфа – жаждой чего-то большего. Чего-то… Что подарили внезапно сомкнувшиеся на спине объятия и перехватившие инициативу губы.
- Что же ты творишь? – парень распахнул глаза, внимательно вглядываясь в лицо вдруг покрасневшего мальчишки, и тут же приник к его губам, словно собираясь запечатлеть на память. Внутри Каолу уже заново раскручивался невиданный доселе ураган, только теперь сдобренный какой-то ноткой легкой горечи, от которой хотелось плакать и еще теснее прижиматься к теплому телу рядом, заботиться и каждый день делать незнакомого по сути человека все счастливее.
- Если мы продолжим в том же духе, то о фейерверках придется забыть, - протянул Адольф, поглаживая спинку мальчика кончиками пальцев, от чего у того шевелились волоски вдоль всего позвоночника. Каолу очень нравились ощущения, которые дарил ему парень, его улыбка, бесподобные глаза.… Но ведь он сам пообещал сделать Адольфа счастливым? Поэтому пришлось вскакивать с кровати и пулей бежать в ванную, чтобы смыть с лица остатки сна:
- Тогда бегом! За фейерверками!

В магазине было шумно, весело, празднично. Огромная елка, под самый потолок торгового центра, сверкала всеми цветами радуги и взирала на мелких покупателей с легкой долей иронии и снисхождения. Каолу на секунду остановился, оглядывая лесную красавицу, и тут же поморщился: в их с Адольфом номере елка была лучше, пусть и не так шикарно украшена. Потому что росла в горшочке и оставалась живой, здесь же… Ковер осыпавшихся иголок больно кольнул мальчишке сердце, заставив крепче сжать руку парня.
- Что с тобой? – Адольф остановился и, присев на корточки, заглянул в лицо Каолу.
- Давай поскорей уйдем отсюда.
Ребенку было искренне жалко невинно загубленное, пусть даже ради праздника, дерево, а потом он увидел, как растаскивают облезлые древесные тушки люди, хватая по две, а то и по три, и едва не разревелся прямо посреди торгового зала. Наверное, Адольф что-то почувствовал, потому что смел с прилавка первые попавшиеся хлопушки и почти выбежал на улицу. Где крепко-накрепко прижал к себе роняющего слезы Каолу.
- Ну что ты? Все хорошо… Тише, маленький…
Вот только сам мальчишка, забыв об обещании парню не целовать его на улице, почти неосознанно потянулся к губам, едва успев остановить себя и прижаться чувственным поцелуем уже к колкой от щетины щеке…
- Я так люблю тебя… - слова вырвались сами, помимо воли, а Адольф, испуганно замерев, лишь внимательно смотрел прямо в сверкающие зеленым светом глаза.

Волк
В магазине было предпразднично шумно. Люди ходили туда-сюда, кто по одному, кто большими, шумными компаниями. В помещении было жарко, душно. Отчего-то Адольфу сразу не понравилось там. Ему было как-то… неудобно, неуютно ходить по торговому центру, заполоненному людьми. И только небольшая, прохладная ладонь в его руке успокаивала, спасал от этого шума, от толпы.
Каолу крепче сжал ладонь Ада, крепко, очень крепко, до боли. У парня сердце замерло, болью отозвалось от беспокойства за странного мальчишку, ворвавшегося в его жизнь подобно урагану.
- Что с тобой? – обеспокоенно спросил он, садясь перед мальчишкой на корточки.
- Давай поскорей уйдем отсюда.
И голос такой жалобный, и уже знакомый невидящий взгляд в пол. И сердце сжимается по целой сотне причин…
Шварц взял с прилавка три первые попавшиеся хлопушки, подлетел к кассирше, расплатился и буквально вытащил Каолу на улицу. И только тогда заметил, что тот плачет. И почему-то захотелось заплакать вместе с ним.… Но Ад сдержался.
- Ну что ты? Все хорошо… Тише, маленький…
Он прижимал к себе хрупкое худощавое тело мальчишки и с каждой секундой все больше понимал, что Каолу стал неожиданно дорог ему всего за один вечер, проведенный вместе. Черт, он ведь совсем не знал этого мальчишку, рука которого оказалась сломанной из-за его неосторожности! Странного мальчишку не от мира сего. Мальчишку с именем, которое хотелось повторять снова и снова. Каолу…
Парнишка потянулся было к его губам, и, невольно, по инерции, по привычке – выбирайте, что вам придется по вкусу – Адольф потянулся к нему. Но Каолу поцеловал его не в губы. В щеку. И Ад был бесконечно благодарен ему за то, что он вспомнил о своем обещании не целовать молодого человека на улице. Потому что сам Шварц об этом обещании забыл…
- Я так люблю тебя…
Слова, сорвавшиеся с мальчишеских обветренных губ, заставили Ада вздрогнуть и, замерев, посмотреть в глаза цвета летней травы. У него удивительно живой взгляд, у этого мальчика. Эмоциональный, открытый. Его можно читать как открытую книгу – по глазам. И сейчас в этих глазах легко читались проблески самой настоящей юношеской влюбленности. Первой любви, которая не забывается никогда, которая навсегда остается самым ярким, самым искренним чувством.
-Каолу… - тихий шепот, горячее дыхание по шее. – Не надо…
Закрыв глаза, Адольф уткнулся лбом в плечо мальчонки. А тот гладил его по черным с малиновыми прядками волосам, шептал что-то успокаивающе-нежное, заставляя осознать и испугаться того чувства, что испытывал Ад к нему.
-Пойдем домой.
Домой… «Рядом с тобой и номер в гостинице может стать домом…» - промелькнула случайная мысль, заставив улыбнуться печальной улыбкой. - «Ты заставляешь меня улыбаться. Каолу… Я тоже тебя люблю… Но тебе знать об этом необязательно».
Шварц поднялся на ноги и протянул руку рыжеволосому, солнечному мальчику. Тот, улыбнувшись, сжал протянутую ладонь тонкими пальчиками. Крепко. Пальцы их переплелись, сжались крепче, не желая отпускать. Еще крепче, до боли, до красных отметин на коже. Собственнически. «Ты – мой, я – твой…»
Домой… в гостиницу шли пешком. Снег хрустел под ногами, снежинки разных форм и размеров падали на головы, плечи, руки. Иногда они останавливались посреди тротуара, разглядывая быстро тающие снежинки, пытаясь сосчитать «лучики». Не успевали ни разу.
По пути заглянули в небольшой продуктовый магазин. И, решив устроить себе праздник, купили бутылку детского шампанского (-Ты ни разу не пробовал? – Нет. – Попробуешь!), торт «Рыжик» и целую коробку разноцветных чупа-чупсов. А еще – в другом магазинчике – две упаковки бенгальских огней. Один зажгли прямо на улице. Сколько радостных возгласов было! Счастливых возгласов…
А дом… простите, в гостинице, придвинув обеденный столик к кровати, включив детский телеканал и лежа ногами на подушках, они смотрели старые советские мультики – «Ну, погоди!», «Винни-Пух», «Щелкунчик» - пили прямо из горлышка детское шампанское и пальцами, не режа, ели торт, пачкая покрывало и одежду сгущенкой. А еще целовались. Много, долго, сладко из-за сгущенки и газировки. Целовались до взрывов в груди и фейерверков перед глазами. И… признавались друг другу в любви, забыв на время о том, что живут невероятно далеко друг от друга, забыв о разнице в возрасте и прочих предрассудках. Испытывая чувство первой любви, но не в первый раз.
-Я. Тебя. Люблю, - произнести, делая паузы между словами, чтобы сцеловывать сгущенку с губ.
-Я тебя тоже, - сказать быстро, чтобы поскорее вернуться к поцелую, к этим сладким, желанным губам.
И так раз за разом, снова и снова. Как в первый раз. А, может, еще честней, искренней, живей, ярче, незабываемей! Неожиданней.… Стараясь не вспоминать о том, что кроме них в этом мире есть еще кто-то. Стараясь не вспоминать о том, что через десять… нет, уже восемь с половиной дней – Новый Год, что через девять с половиной дней им придется расстаться, навсегда. Навсегда… Такое страшное слово… вечность, бесконечность, постоянство, всегда… невыносимо страшное слово… слово, от которого прячешься в коконе собственных неожиданных, ярких чувств к почти незнакомому мальчишке.
Адольф.… О чем он думал, когда, уже во второй раз, засыпал, прижимая к себе худое мальчишеское тело? Нам это неизвестно. Но мы точно можем сказать, что о чем-то хорошем. Потому что, засыпая, он улыбался. А ночью ему снились хорошие сны. Ну очень хорошие сны… (и не эротические, чтобы вы там себе не навыдумывали! =)))
Сны о сказках, в которых смешались персонажи всех просмотренных за день и вечер мультфильмов, в которых Каолу превратился в рождественского эльфа в зеленых – под цвет глазам – одеждах. Он все вел Ада куда-то, крепка держа за руку, не отпуская. Куда-то, где было тепло и солнечно, несмотря на то, что вокруг были горы снега, и с неба все падали и падали снежинки. Снежинки, которые подолгу не таяли, словно дожидаясь, пока эти странные люди сосчитают их «лучики». Хотя почему – «словно»?! Именно поэтому они и не таяли – они ждали! Во сне и не такое возможно…
А наяву.… Наяву возможно еще больше. Возможно проснуться, держа в руках, кажется, самого дорогого человека на земле, которого ты знаешь всего два дня, но в которого тебя уже угораздило влюбиться. Возможно стать счастливым только потому, что рядом с тобой лежит веснушчатое рыжеволосое солнышко. И все равно, что за окном – нелюбимая, холодная зима. Его лучи согревают,… но только пока он улыбается, только пока он счастлив.
-Я сделаю все, чтобы ты был счастлив, малыш, - едва слышный шепот.
Оказывается, он не спал. Он услышал.
-Все-все?
-Все-все.
И, в подтверждение своих слов, легкий «чмок» в лоб. Просто потому, что захотелось.

Каолу
Каолу засыпал в объятиях Волка, как звал про себя парня, и немного грустил о том, что сложившееся так неожиданно чудо должно скоро закончиться. Тридцать первого декабря в ноль часов ноль минут он будет должен исчезнуть, оставив любимого одного. А еще маленькое сердце больно колотилось о ребра от слов Адольфа, сказанных на крыльце магазина:
- Каолу… Не надо…
«Ему не нужна твоя любовь, - грустно заключило отражение поутру. – Он просто наслаждается бесплатным счастьем…»
- Каолу! – раздался из-за двери голос парня. – Ты там утонуть решил? Мне идти надо!
Адольф решил, наконец-таки, разобраться со всеми своими делами, а потому оставлял мальчишку в гордом одиночестве на весь день. Но тот был только рад этому, получив возможность беспрепятственно побродить по отелю и наконец-то рассмотреть с крыши город внизу.
- Ты чего такой смурной? – Адольф с улыбкой привлек к себе ребенка, нежно перебирая пальцами рыжие прядки, и легонько чмокнул его в затылок.
- Просто задумался… - мальчишка доверчиво прижался к парню, зарываясь носом в полу его халата, и смешно фыркнул, когда мягкий ворс защекотал нос.
- Точно? – в серых глазах Волка сквозило такое неприкрытое беспокойство, что Каолу решил для себя никогда-никогда не загружать любимого своими тревогами, тем более что осталось им совсем немного.
«И даже если он не любит меня, - думал рыжик, отвечая на ласковый поцелуй, - то я все равно сделаю его счастливым. Хотя бы на оставшиеся семь дней…»
Глаза предательски защипало от непрошенных слез, и он поспешил вывернуться из объятий, отправившись за одеждой в свою комнату. И совсем не заметил мечтательной улыбки Адольфа.

- Чем будешь заниматься? – спросил парень, запирая дверь номера.
- По отелю погуляю, может быть, в город выйду побродить… - пожал плечами Каолу, уже точно зная свои планы на сегодня.
- Не заблудишься? Я могу вернуться поздно, - казалось, Адольф не поверил отчаянно помотавшему головой мальчишке. И еще раз поцеловал его в губы, прежде чем скрыться за дверями лифта.
Оставшись один, Каолу рванул со всех ног к лестнице, чтобы успеть добраться до крыши, прежде чем Волк выйдет из здания отеля. Всего восемь этажей, но на них пришлось потратить целых десять минут из-за сложных замков на дверях. И уже вылетев на заснеженное пространство крыши, мальчишка замер, восторженно оглядывая раскинувшийся перед ним вид: белое великолепие с росчерками домов и улиц, с гудящими недовольно автомобилями, людьми, спешащими по своим делам. … И как-то все тревоги вдруг убежали, испуганные тихим светом, полившимся из груди рыжеволосого мальчика, который вдруг откинул до предела голову назад и, раскинув руки, оторвался от обледеневшей поверхности крыши. Было хорошо. Даже слишком хорошо. Каолу на миг показалось, что он слышит каждую мысль, каждую эмоцию городских жителей, знает и разделяет их желание, их ожидание и веру в свое личное, пусть маленькое, но чудо. Он парил, касаясь крыши лишь кончиками ботинок, в воздухе, делясь и делясь с окружающим миром накопленными за два дня воспоминаниями…
… Непередаваемая красота предпраздничного города. Яркие, красочные витрины, миллионы гирлянд на деревьях и проводах, опутывающие сверкающей сетью улицы, призывный гомон рекламы и доносящиеся с разных углов рождественские песни. Чистые, искренние, светлые, как сам праздник…
…Чудо первого поцелуя, пробегающие по спине мурашки от теплоты чужих губ под своими, изумленные серые глаза и море захватывающего возбуждения…
…Совместный вечер, незамутненное тревогами и переживаниями счастье, готовность подарить всего себя только Ему, единственному. Только, чтобы Он всегда улыбался, только чтобы тепло и радость не уходили из Его глаз…
…Твердая уверенность оставаться с Ним столько, сколько будет возможно, научить Его радоваться тому простому и малому, что есть в мире…
…Любить и дарить свою любовь, не пытаясь получить что-то взамен. Просто так…
Ведь любовь – это тоже маленькое чудо…
Каолу провел на крыше весь день, то вскидывая к небу голову, чтобы с улыбкой встретить очередной светлый отзыв, то задумчиво прикладывая ладошки к слою снега и оставляя в нем свои следы. И думал, думал, думал…
«Почему людям для счастья надо что-то? – мальчишка сел на скользкий парапет, свесив ноги в сторону улицы, и задумчиво посмотрел вниз. – Почему они не могут просто быть счастливы? Из-за того, что небо сегодня заволокло слоем серебра, готового рассыпаться драгоценными кристаллами на город. Из-за того, что где-то за углом засмеялся ребенок. Для чего все эти сложности, метания? Они все время бегут куда-то за призрачными целями, не способные остановиться на миг и задуматься, что чудо – оно всегда рядом, только руку протяни. Маленькое, забитое в огромных джунглях из стекла и металла, оно испуганно мечется под ногами, плачет, но не может даже коснуться вечно отмахивающихся от всего людей.… Ну почему они не хотят этого понимать?»
Маленькая слезинка скатилась из его глаз, чтобы чистейшей воды бриллиантом блеснуть на мгновение в воздухе и оказаться погребенной под слоем пушистого снега. А Каолу только задрал повыше подбородок, чтобы не дать рассыпаться бессмысленно драгоценностям, и легко скользнул с обледеневшего парапета, становясь ногами на узкий поребрик под крышей. И уже было сделал шаг в пустоту, как почувствовал, что его затягивают назад теплые руки, с силой прижимая к себе, а горячие, пересохшие от тяжелого дыхания губы покрывают лицо короткими поцелуями.
- Господи, зачем? Ну зачем? – Адольф все не мог остановиться, стискивая в объятия мальчишечье тело, а Каолу только удивленно прислушивался к бешеному стуку его сердца.
- Что с тобой? – спросил мальчишка, поглаживая парня по щеке кончикам пальцев, и совсем не ожидал, что тот вдруг сорвется и перейдет на крик, тряся ребенка, словно грушу:
- Ты ИДИОТ! ТЫ ЖЕ МОГ УБИТЬСЯ! КАКОГО ЛЕШЕГО ТЫ ВЫТВОРЯЕШЬ??? – по и без того влажным от снега щекам Волка градом катились слезы, а тонкие губы вновь сжались в тонкую полоску, которую мальчишке тут же захотелось поцеловать.
- Прости, - шептал он, только крепче прижимаясь к испуганному парню, коротко и нежно целуя его в губы, окутывая его коконом подаренного отзывчивым городом предвкушения счастья… - Прости, я не подумал, я дурак. Только не уходи, только улыбнись еще раз.… Пожалуйста, пожалуйста.
Адольф вдруг еще сильнее стиснул объятия, почти ломая хрупкие кости, и заглушил слова извинений требовательным поцелуем, мгновенно проникая в маленький рот языком, лаская чувствительное небо. И Каолу открыто подался навстречу, не понимая еще, что любому нормальному человеку должно быть больно, стремясь полностью отдать любимому всего себя…
Так они и добрались до номера, уже в лифте побросав на пол куртки, которые после нашел удивленный донельзя портье, оббив плечами и спинами все косяки и стены коридора, огласив его короткими стонами и рычанием.
В номере, едва за спинами хлопнула, как засов мышеловки, дверь, Адольф просто повалил на спину Каолу, постанывающего от ощущения бегающих по позвоночнику мурашек, от перехватывающего горло чего-то… прекрасного, подавляющего, но вместе с тем, незнакомого и немного пугающего. Мальчишка доверчиво раскидывался под тяжелым мужским телом, подставлялся болезненно грубым рукам, которые сдирали с него сначала рубашку, потом и брюки…
Но стоило Волку пробежаться губами по нежному животику, запустить руку под резинку трусов рыжика, как тот, будто вынырнув из колодца с ледяной водой, отчаянно забился, протестуя. Страх накатывал волнами, как до этого накатывало возбуждение, зеленые глаза распахнулись, замерцав еще ярче от еле сдерживаемых слез, а припухшие от поцелуев губы все шептали продолжавшему двигаться зверю:
- Не надо. Ну, пожалуйста, прошу тебя…
И как-то сразу в нос ударил крепкий запах алкоголя, смешанного с табаком, и потемневшие от страсти глаза еле фокусировались на испуганно сжавшем пальчики на вороте рубашки мальчишке.
- Не надо, Волк… Прошу… - Каолу болезненно выгнулся и всхлипнул, когда жесткая рука сжала напряженные ягодицы, позволяя пальцу второй скользнуть по колечку мышц. – Я же люблю…


Волк
– Я же люблю…
Всего три слова. Но сердце сжалось от этих слов, сильно, до боли. И отозвалось: «Я тоже тебя люблю, малыш…». Но вслух ничего сказано не было.
Отстранившись, Ад сел рядом со спешно застегивающим рубашку Каолу, стараясь не глядеть на мальчишку. Сердце билось в бешеном ритме, но уже не от возбуждения. От страха за то, что он чуть не натворил. Адольф провел пальцами по теплым губам, которыми совсем недавно, а казалось – целую вечность назад, касался нежной кожи ребенка. Ребенка, в которого по уши влюбился за эти несколько дней.
-Прости, - произнесено совсем без эмоций, едва слышно, словно случайно сорвалось с губ.
Он встал с постели и поплелся в ванную. Через несколько секунд дверь за ним закрылась с глухим хлопком. Щелкнул дверной замок.
Ад повернул кран. Зашумела, набираясь в ванну, вода. Всего лишь две капли прозрачной зеленой жидкости, и пена начала медленно подниматься. В помещении запахло яблоками. Парень бросил мимолетный взгляд на бутылочку с пеной, так и есть – «с ароматом яблока».
Быстро раздевшись, он сел в медленно набирающуюся ванну и закурил. Запах табака почти мгновенно заглушил неестественный запах яблок. Адольф закрыл глаза, позволил себе на мгновенье расслабиться, практически скатиться на дно ванны, окунуться под воду,… чтобы тут же вынырнуть, забрызгав все и вся вокруг.
Прошло десять минут и три секунды (автор засекала)…
Сигарета была потушена в мыльнице. Вся пена непостижимым образом (никому не говорите, но наш весь такой серьезный Ад играл в «пеньки» - снежки из пены ^__^) оказалась на стенах, где медленно таяла теперь. Опустошенная в порыве непонятного чувства бутылочка из-под пены бороздила волны ванны. Сам же Адольф стоял в луже воды на полу, отчаянно пытаясь вытереть голову. Не получалось. Это злило. Злило так, что уже второе полотенце оказалось брошенным в теплую воду, присоединяясь к полотенцу первому и баночке из-под пены единственной. Сам же Ад, в настроении не особо хорошем, вышел из ванной.
Каолу сидел на полу перед елкой и баловался с гирляндой, то включая, то выключая ее. Мигали разноцветные огоньки, шарики сияли в их свете, с улицы доносилась какая-то донельзя романтичная музыка. За окном тоже сверкали гирлянды, шарики, мишура. На улице было светло как днем: ее освещали фонари и свет из окон.
-Пойдем, погуляем? – предложил вдруг Каолу, оглядываясь на Ада.
Тот стоял в дверях, прислонившись плечом к дверному косяку, и разглядывал мальчишку. Совсем еще ребенок. Наивный, невинный, такой по-детски милый, чудный, сказочно волшебный. Зеленоглазый эльф.… Из-за которого с Адольфом творилось что-то непостижимое, неправильное, недопустимое.… В которого парень медленно влюблялся, который медленно влюблялся в него…
«Это надо прекращать» - понимал Ад. Он понимал, что рано или поздно ему придется уехать обратно в Германию, мальчишка должен будет вернуться к родным. Их любовь заранее обречена на провал, смерть, уничтожение. И это делало ее еще более сладкой… сейчас.
-Пойдем, - легкая, ничего не значащая улыбка.
И мысль, бьющаяся в голове подобно ударам сердца, не уходящая, заставляющая думать только об одном. «Ты – мой запретный плод…»
Радостная улыбка, радостью сияют удивительного цвета глаза. И любящее сердце отзывается болью, когда разум кричит – нельзя! Нельзя подойти, нельзя коснуться холодными пальцами горячей щеки, нельзя накрыть поцелуем приоткрывшиеся губы, нельзя прижать к себе, нельзя не отпускать… нельзя любить.
-Я же люблю…
-Я тоже тебя люблю, малыш. Но мы не можем… - беззвучный крик души, движение губ, неслышный выдох.
Неслышный,… но он непостижимым образом услышал.
-Я знаю.
«Откуда? Откуда ты можешь знать, малыш? Что ты понимаешь? Ты, появившийся в моей жизни подобно цунами – стремительно и неотвратимо, и, как цунами, накрывший меня с головой, разбудивший спящие до того чувства. Почему,… почему именно я? Почему именно ты? Почему…»
-Почему ты плачешь?
Каолу подошел к Аду и вдруг обнял его, уткнувшись лицом в холодную, мокрую грудь.
-Не плачь. Все будет хорошо.
-Все и так хорошо, малыш, - Адольф провел рукой по растрепанным волосам мальчишки. – Это слезы радости.
-А я не плачу, когда радуюсь…
-Это все потому, что ты особенно красив, когда улыбаешься.
«У тебя глаза… сияют, малыш. Странным, неземным светом. Мой добрый фей…»
-Ты тоже. Красивый, когда улыбаешься. Поэтому… - мальчишка встал на цыпочки, чтобы стать выше, и двумя пальцами приподнял уголки губ Ада, - …улыбайся!
Адольф, не выдержав, рассмеялся. Руки, худые, теплые и такие родные, обвили его шею, притянули ближе…. Каолу снова поцеловал его, сам. Пылко, страстно, так, что из головы вылетели все связные мысли.
«Ну зачем ты это делаешь… Ты же искушаешь меня, малыш…»
Ад прервал поцелуй, но долго еще продолжал стоять в дверях гостиной, обнимая паренька за талию, прижимаясь лбом к его лбу, слушая биение его сердца.
«Люблю!»
-Как же я тебя люблю…
-Я тебя тоже люблю, - улыбка в ответ.
Каолу выбрался из объятий Адольфа и, в ответ на его удивленный взгляд, напомнил:
-Мы собирались на прогулку!
-Ах, да! – театрально хлопнул себя по лбу парень.
И побежал искать фен…

Каолу
Уже на улице, среди падающих на ладони снежинок и добродушно горящих фонарей Каолу потащил парня к заснеженному парку, где первым делом запулил в его спину внушительных размеров снежок. Адольф как-то хищно извернулся и мгновенно запустил неизвестно откуда взявшийся ответный снаряд. После чего парочка под хохот и улыбки случайных прохожих принялась носиться по узким дорожкам, обмениваясь необидными подколками и угрозами. Только спустя час, когда к ним присоединились еще около четырех человек, и вся толпа разделилась на две команды, мальчишка смог подобраться к увлеченному игрой парню и накинуться на него сзади с объятиями. Роняя прямо в пушистый снег:
- Волк, ты – мое счастье, - зеленые глаза сияли ярче фонарей и звезд, затмевали тихим светом любое светило. Каолу осторожно, словно боясь, что их увидят, прикоснулся к губам разулыбавшегося Адольфа коротким поцелуем и тут же с хохотом запихнул ему за ворот горсть снега. Парень сдавленно охнул, как-то весь изогнулся, не забыв схватить мальчишку за запястья, и тут же опрокинул его на спину, подминая под себя.
- Это ты – счастье, малыш, - от нежного, почти невесомого прикосновения к щеке внутри будто зажгли костер, разогнавший мгновенно тьму, подаривший кроткое тепло. Каолу инстинктивно потянулся за ласкающей рукой, выгибаясь всем телом, прижимаясь к тихонько смеющемуся Адольфу. А тот, быстро наклонившись, прихватил зубами замерзшую и от этого еще более чувствительную к горячему дыханию мочку уха мальчишки и прошептал, заставляя бегать по позвоночнику толпы мурашек. – Но наказать тебя придется.
После чего парень каким-то слитным движением поднялся и окунул ребенка в еще нетронутый и от того непомерно пушистый сугроб с головой.
- Эй! – к отплевывающемуся сквозь смех мальчишке подбежал какой-то паренек и помог выбраться, на секунду прижав к себе. – Ты как?
- Каолу, - вдруг напряженно произнес Адольф и властно протянул руку, подзывая его к себе. – Нам пора.
-Но ты же… - робко заикнулся рыжик, но Волк его перебил.
- Мне на работу завтра, и так заигрались.
Незнакомый парень удивленно помахал рукой странной парочке и тут же широко улыбнулся в ответ на робкую извиняющуюся улыбку мальчишки:
- До встречи!
Каолу брел следом за любимым, неосознанно поглаживая тонкими пальчиками его ладонь, и все думал, думал…
«Почему у меня никак не получатся продлить его счастье? Что заставляет Адольфа раз за разом придумывать все новые препятствия и проблемы? Ведь ему же нравилось играть, он смеялся и просто радовался такому времяпровождению, а потом… Что случилось? Я что-то сделал не так?»
- Ты ни в чем не виноват, - грустно откликнулся парень, останавливаясь на одной из развилок и притягивая к себе растерянного мальчишку. Видимо, последнюю фразу рыжик произнес вслух. – Просто я очень люблю тебя.… И не хочу потерять…
- Волк… - заблестел глазами полными слез Каолу и увернулся от поцелуя, уже понимая, что никогда не сможет исполнить желание Адольфа. Стало так больно и тоскливо, будто внутри сидел маленький человечек, распиливающий любящее сердечко на части. – Я тоже люблю тебя. Очень-очень… Больше всех на свете!
Он смотрел в расплавленное серебро глаз любимого и непрерывно цеплялся за его волосы, воротник плаща, шарф, а сам едва сознание не терял от такой близости, от того что сердца под слоями одежды бились в унисон, а губы уже обжигало горячее дыхание любимого. Мальчишка отвечал на поцелуй жадно, пылко, пытаясь хотя бы так выразить свою любовь и готовность сделать что угодно ради счастья одного единственного человека в мире. Даже расстаться навеки со сказкой, бросить свои обязанности и желания. Только быть рядом, только чувствовать, как учащается под гладкой кожей пульс, как сжимают тело в объятиях сильные руки, привлекая еще ближе…
- Расскажи мне, - оторвавшись от губ мальчишки, попросил Адольф.
- О чем?
- О счастье…
Каолу не сразу понял, чего от него хотят, а когда понял, то… задумался. Он действительно хотел показать, научить, подарить. Но проблема была в том, что счастье можно только почувствовать и никак иначе. Потому он долго подбирал слова, опустив голову и загребая ногами сугробы. Потому был благодарен, что Волк просто шел рядом, держа за руку и не отвлекая. А потом… пошел снег.
Аккуратные, какие-то новогодние снежинки серебром легли на волосы Адольфа, густые ресницы Каолу, укрыли пуховым покрывалом их следы.
- Что такое снежинка, Волк? – заговорил мальчишка, поднимая голову и задумчиво разглядывая начавшийся снегопад. – Комочек льда, под влиянием физических законов ставший ажурным кружевом, колотые бриллианты с подола Королевы Зимы или же человеческая выдумка, позволяющая хоть немного скрасить самое холодное время года? Они сыплются с неба, как звезды, только в отличие от далеких светил, не колют руки, не ослепляют своим бесконечным сиянием. Снежинки – тоже чудо. Или счастье. Или целая жизнь. Ты просишь рассказать тебе о счастье, но это все равно, что пытаться передать вкус мелодии или шероховатость запаха, звонкость аромата, боль и бескрайнюю печаль любви. Я не смогу рассказать тебе, Волк… Ты сам должен найти свое счастье, сам распознать. И тогда, быть может, в канун новогодней ночи крохотная звездочка-снежинка, упавшая в твою ладонь, не растает под ее жестоким теплом и исполнит твое самое заветное желание.
Каолу неторопливо, словно готовясь к чему-то важному, вытянул здоровую руку вперед, подставляя ладошку под падающий снег, и трепетно прикрыл глаза, тихо шепча что-то губами. И маленькое кристальное кружево, таинственно мерцая в тишине, робко опустилось на разгоряченную кожу, чтобы застыть там, переливаясь сотней граней.
- Не тает… - удивленно протянул Адольф и потянулся, чтобы проверить реальность маленького чуда, но… едва почуяв человеческое тепло, снежинка растаяла без следа на детской коже. – Как?
- Я просто верю в чудо, Волк, - улыбнулся Каолу и потянул парня в отель.

---

Оп-па...

Давай нарисуем нашу ночь, а? Ультрамарином - небо, а звезды... А зачем нам звезды, когда небо - цвета ультрамарина, и хочется смотреть только на него, а звезды только мешают... Зачем нам звезды, ведь они заставляют стремиться вверх, в неизведанное... И падать с огромной высоты, когда понимаешь, что там, наверху - пустота... Или, все-таки, не пустота? Может... Может пустота - это просто отвлекающий момент, а за ней... А за ней - моё Эльдорадо. Наше. В котором мы, наконец, сможем быть вместе...

---

Можно, я поору. Спасибо, если разрешили.

Я вас умоляю, ну не говорите мне ничего о моих вкусах! Вообще ничего! Просто на вкус и цвет все фломастеры разные, и все такое...
Ну не нравится мне этот ваш гребанный Деноро, ну и что? Кому-то мой Айвазовский и Мива Широу не нравится, но я же молчу. Не вякаю про достояние русской культуры, молчу об известности и таланте Мивы. Я принимаю чужое мнение как должное. Уж извольте и вы его правильно принимать.
И, еще. Мне не нравится рисовка нового Аи Но Кусаби. мне не нравится рисовка большинства художников по Аи Но Кусаби. Да мне рисовка самого Аи Но Кусаби не всегда нравится! Я вообще читать люблю больше, чем смотреть...

@темы: впечатления, Жизненное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ААА!

ААА! Это надо постить-перепостить! Надо! Это так гениально, что я ЩАСТЛИВ!

30.09.2009 в 11:45

Пишет  Старый холостяк:

30.09.2009 в 02:06

Пишет  Алькор:

Без слов.

@музыка: Не важно!

@темы: впечатления, Жизненное, ААА!

---

Фотографическое...

В преддверие нового года Прокопянчик решил себя порадовать. Прокопянчик купил себе игрушки! Чебурашку и Льва! и, да, это страшное оранжевое толстопузое... - Лев.

@темы: Жизненное

---

Внезапное.

Вот тут посидел, подумал и решил ввести новый тег...
Непричесанные мысли - тег для внезапно, ни с того ни с сего, написанного. Преимущественно для мыслей персонажей. Сразу предупреждаю - некоторые даже думать умудряются с ошибками)) Орфографических, конечно, не будет, но вот стилистические... Вполне возможны. Считайте что это стиль, построенный на стилистических ошибках =)